суббота, 24 сентября 2022 в 08:56

Пишет Svengaly:

что посоветуете доктор совсем не вижу без очков в очках наоборот всё вижу но не могу потом заснуть Нестер Пим

 

Сейчас я нахожу утешение в простых радостях повседневной жизни: в золотой осени, тихой и тёплой, в кошках и котах, в кофе, в цветах, в обильном урожае слив, который предвещает большую зиму. Всё это — словно солнечная рябь на поверхности озера, а под ней, под тонкой солнечной плёнкой, — тёмные воды ужаса и отчаяния. Под ними иная глубина, где холодные рыбы рационально рассуждают о необходимости и целительной силе войны и грядущей за ней революции, потому что за войной всегда следует революция; о том, что, сказавши А, говорят и Б, и, значит, всё необходимо: и новые территории, и новые армии на ней, вынутые из тела старой территории, чтобы своей кровью прилепить к ней новые, а иначе не бывает. Лёгкая жизнь — обман, жизнь должна быть трудна и ужасна. Ещё глубже — тишина, мрак, и в нём медленно движутся чудовища. И всё это моя душа, мой разум. Любые слова, сказанные мной, сказаны не мной: их говорят мои рыбы и мои озёрные гады, они печалятся и ужасаются, они плачут и кричат, они торжествуют и гневаются, обосновывают и объясняют. Имя им легион. Когда ты одержим, лучше молчать. И все читаемые книги складываются в мета-книгу, которая лучшими, проверенными, настоящими словами говорит о том, что меня тревожит (и временами сводит с ума), наподобие карт Таро, из расклада которых гадающий вычитывает лучшее или, напротив, худшее, потому что есть в нас тёмная часть, жаждущая крушения, ведь крушение оканчивает всякую тревогу: когда Иов вопиет на гноище, ниже падать некуда и следует ожидать подъёма. Или гибели, которая тоже желанна тёмной половине. Другая же часть всегда желает победы, мы за ценой не постоим. В целом же желается покоя и равновесия, а значит, другой вселенной, но в другой вселенной покоя не будет, покой должен быть внутри, а не снаружи, наши беспокойные души и рай способны сделать адом — где мы, там ад. Лучше молчать, а книги пусть говорят. Ибо всякая плоть — как трава, и всякая слава человеческая — как цвет на траве: засохла трава, и цвет её опал. 1-е послание Петра 1:24 «…побоищ и крови, крови и побоищ. Эти слова не выходили у него из головы. Ведь если подумать, ничего иного, кроме побоищ и крови, Италия и не знала. Все, что он видел за свою жизнь, укладывалось в эти слова: кровь и побоища. Вот сейчас Юлий хлопочет, собирая новую армию, чтобы выступить на север. Если Флоренция окажет сопротивление, папа направит войско Джованни на штурм флорентийских стен. Если Флоренция сдастся без борьбы, гонфалоньер Содерини окажется в изгнании, так же как и все члены Синьории, не желающие мириться с потерей флорентийской независимости. А теперь вот и его, Микеланджело, пригласили принять участие в этой зловещей игре. Он любил их обоих – и гонфалоньера Содерини, и Джулиано де Медичи. Он остро чувствовал свою преданность Великолепному, Контессине и даже кардиналу Джованни. Но у него была вера в республику, которая первой признала его труд, его искусство. К кому же теперь повернуться спиной, проявив и коварство и неблагодарность? Граначчи когда то наставлял его: – Если тебя будут спрашивать, на чьей ты стороне, говори: на стороне скульптуры. Будь храбрецом в искусстве и трусом в мирских делах. Но способен ли он на это?» Ирвинг Стоун. Муки и радости. «Воспринимаемая слишком серьезно удача ведет к самомнению, воспринимаемое слишком серьезно невезение — к отчаянию. Между характером и удачей нет прямой связи: фей не слишком заботят судьбы человечества. Мы должны быть благодарны за удачу и учиться достойно принимать невезение. Наши обязанности состоят, во-первых, в правильном отношении к Богу; во-вторых, в правильном отношении к ближним; и, в-третьих, в правильном отношении к природе. Относитесь к ближнему как к свободной личности — не боготворите и не ущемляйте его. Помогайте природе — не делайте из нее кумира, в положительном или отрицательном смысле. Люди несут ответственность за то, чтобы природа оставалась такой, какой ей надлежит быть.» Лекции Уистена Одена о Шекспире. Сон в летнюю ночь. «Впрочем, завидовать ему не стоило. Он был арестован, когда улица Эсперанто, бывшая Сенная, получила имя Жданова, и начали сажать всех, связанных с эспер-движением. В том числе тех, кто с ним боролся, потому что эти люди были забрызганы кровью своей жертвы и гордо носили на шее вырванные у поверженного дракона зубы, а о драконе в то время следовало просто забыть, как если бы его никогда не существовало. Таков был вечный порядок жизни: жертвы становились героями, потом убийцами других героев, потом жертвами других убийц, которые считались героями, пока их жертвы не переходили в разряд мучеников, чтобы новые герои рождались из их праха и опять превращались в убийц. Счастлив был тот, кому удавалось выйти из этого круговорота.» Леонид Юзефович. Казароза. «...периоды столкновения Запада и Востока не случайны, они закономерны. В этих столкновениях побеждал тот из двух миров, который в данный исторический момент видел мир полным тайн и двусмысленных загадок. А те, кто видел мир простым, однозначным, не имеющим тайн, были обречены на поражение и, как неизбежный результат поражения, – рабство.» Орхан Памук. Чёрная крепость. «Я сделал крюк, чтобы добраться до города Джинджа и посмотреть на истоки Нила. Именно здесь озеро Виктория переливается через край и начинается Белый Нил… Долго искать не пришлось. Над водой теперь возвышался мост, бетонная стена внизу служила чем-то вроде гидроэлектрической плотины, из отверстия бил поток воды. Как ни странно, здесь была даже табличка в память об «открытии» Спиком этого места. Если стоять на самой середине моста, то прямо внизу виднелась лестница, которая спускалась вдоль бетонной стены к платформе, находящейся у самой воды, на одном уровне с отверстием в стене, – скорее всего, она была как-то связана с сооружением плотины. Я стоял там и смотрел вниз на странное зрелище у меня перед глазами. Внизу лежал мертвый солдат. Его явно свели по лестнице и оставили на платформе. Руки связаны за спиной, шею обвивает веревка, привязанная к какой-то механической детали в отверстии: после того как река стала подниматься, солдата через некоторое время сбило с ног, и он захлебнулся или его удавило веревкой. Тело, уже распухшее и окоченелое, болталось в потоке льющейся воды. Я думал: «Угандиец или танзаниец?» Я думал: «От форменной одежды мало что осталось, не понять». Я думал: «Если он был за Амина, то так ему и надо». Я думал: «Но ведь никто не заслуживает такой смерти». Я думал: «А сколько мирных людей он убил?» Я думал: «Может, его пригнали в армию насильно». Я думал: «Фашисты тоже говорили, что всего лишь исполняли приказ». Я думал: «Течение слишком сильное, крокодилы до тела не доберутся». Я думал: «Был ли он еще жив, когда вода поднялась, и каково ему было?» Я думал: «Интересно, можно ли подойти ближе и посмотреть, я должен запомнить каждую деталь и потом рассказать людям». Я думал: «Я хочу это забыть, надо бежать отсюда, вернуться домой, в спокойную жизнь». Так я и стоял, словно прикованный к тому месту, и не мог сделать ни шага. * * * Прошли десятилетия. В курсе нейробиологии, который я преподаю, я всегда несколько лекций посвящаю физиологии агрессии. Говорю о гормональной модуляции, о связанных с агрессией участках мозга, о генетических компонентах. Каждый год мне требуется все больше лекций на освещение материала. Фактических сведений об агрессии ненамного больше, чем о нейробиологии шизофрении, или об использовании языка, или о родительском поведении, – и это лишь немногие из тем, которых я касаюсь. Однако почему то, чуть ли не с ощущением неловкости, я все больше времени отвожу лекциям об агрессии. Мне кажется, что каждый год я удлиняю лекции именно из-за того солдата с привязанной к плотине головой. Из-за того, как долго я стоял, не в силах отвести взгляд и уйти. Думаю, что причина в неоднозначности агрессии. Это самая непонятная для меня эмоция, и в силу своих академических привычек я, видимо, верю: если я буду рассказывать о ней достаточно долго, то она отступит и уйдет, а ее одновременная притягательность и мерзость перестанут быть для меня столь пугающими. Родительское поведение, сексуальное поведение, как правило, безусловно позитивны. Шизофрения, депрессия, деменция – определенно негативны. Но агрессия… Один и тот же двигательный паттерн, один и тот же всплеск в организме и тончайшая реакция нейромедиаторов – и в одних случаях мы получаем вознаграждение, большее чем при остальных типах поведения, а в других причиняем неописуемый вред. Справедливая война, освобожденный народ – и голова в бетонном отверстии. Я стоял в оцепенении и долгие часы не мог отвести взгляд, словно пытался увидеть, сколько времени понадобится, чтобы тело солдата, частица за частицей, смыло водой и унесло вниз по течению Нила.» Роберт Сапольски. Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр, потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то', чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти? Послание к Римлянам апостола Павла 7:15-20.

@темы: В море соли и так до чёрта, Личное

---

Перевод продолжается!

вторник, 04 октября 2022 в 13:28

Пишет рифеншталь:

     С самого начала мы понимали, что стул может быть только временным пристанищем для радио. Во-первых, в случае внезапного перевода в другое расположение мы, очевидно, не могли бы взять с собой большой деревянный стул. Нам как можно скорее нужно было придумать способ сделать радиоприемник мобильным. Кроме того, было понятно, что тайник в стуле не может долго оставаться незамеченным.  Нам очень скоро пришлось убедиться в этом, в тот день, когда во время очередного внезапного обыска японский старшина избрал именно этот стул, чтобы восседать на нем, контролируя ход операции. Это чуть не довело до сердечного приступа двоих ответственных за радио офицеров, пока они смотрели, как старшина подпрыгивал на стуле – они были уверены, что рано или поздно его внимание привлечет странный звук, который стул с полостью внутри издавал при каждом подпрыгивании, и подлинная роль стула в лагере будет раскрыта!

     Нет надобности подробно излагать все стадии эволюции нашей мысли до того момента, пока мы не пришли к решению спрятать радио в деревянных шлепанцах, и с тех пор каждый раз при внезапном обыске один из нас надевал шлепанцы и прохаживался на виду у охранников с чувством полной безопасности для приемника.

     Но главная угроза обнаружения могла происходить из пустых разговоров внутри узкого круга тех, кто был в курсе, или возможности быть застигнутыми врасплох, когда мы слушали радио по ночам и были наиболее уязвимы, ведь приемник для этого приходилось извлекать наружу. Если бы нам удалось заменить пришедшие в негодность детали или найти другие такого же размера, мы могли бы снова пользоваться приемником. У нас был талантливый молодой новозеландский офицер, в мирное время специалист в области радио, который отвечал за миниатюризацию нашего приемника и показал себя способным бестрепетно и с подлинным, если не сказать странным наслаждением, какого я не разделял, работать с ним в течение полутора лет. Он убедил меня в том, что ему нужен сущий пустяк, чтобы починить приемник или сделать новый. Но где и как могли мы, обнищавшие до крайней степени, найти этот пустяк в самых тяжелых условиях изолированной тюрьмы?

     Дональдсон, а он был в курсе этой проблемы, считал, что знает ответ на вопрос. У японского лейтенанта, в то время командовавшего лагерем, среди его личных запасов, награбленных на острове, была роскошная, новейшая радиола. Она стояла в комнате рядом с его кабинетом, куда он время от времени заходил, чтобы осмотреть свою гору сокровищ, готовых к отправке домой в день победы, которого он ожидал с полной уверенностью. Он либо обладал самым привередливым чувством собственничества, либо гордился накоплением вещей, которые, несомненно, были для него престижными символами высшей ценности (таких, как холодильник и конечно граммофон в его хранилище), но он постоянно требовал от нас предоставить ему техников, чтобы проверить и удостовериться, что вещи находятся в рабочем состоянии.

     Сам Дональдсон, поскольку воевал в составе подразделения связи Королевских ВВС, удостоился сомнительной чести быть его излюбленным выбором. Я уже говорил прежде, каким ценным для нас оказался дар Дональдсона легко ладить с представителями разных народов Юго-Восточной Азии, особенно с японцами. Теперь же этот его дар стал особенно незаменим. Во время разговора с ним я упомянул детали, необходимые для ремонта радио, и он тут же откликнулся:

     - Пустяковое дело, я вам добуду все нужное из радиолы командующего лагерем.

     Помню, что я возражал и говорил что-то о том, что если он извлечет из граммофона необходимые детали и при следующей проверке устройство не заработает, то японцы, хотя и совершенно невежественные в технике, которая любому западному школьнику знакома до тонкостей, разумеется, заметят отсутствие важных частей. Их подозрения, уже и без того возбужденные до уровня, какого мы никогда прежде не видели, приведут к тому, что весь лагерь подвергнется самым тщательным за всю нашу историю обыскам.

     Даже если они в ходе обысков не обнаружат исчезнувшие детали, более я страшился того, что еще они могут найти в лагере, совершенно независимо от секретного радио Макса аль Кадри и другого прибора, который, как я подозревал, изготовили недавно прибывшие заключенные. Я опасался, что такие обыски вполне могут привести к последствиям, гораздо более опасным для нас, чем отсутствие новостей о ходе войны.

     Я бы предпочел пойти к аль Кадри с просьбой об информации, в которой мы так нуждались, но Дональдсон ответил на мои сомнения в том духе, что он не такой дурак, чтобы вынуть из граммофона необходимые детали и не заменить их на наши неисправные. С усмешечкой, достойной школьного халигана, он поведал мне, что всего-навсего «совершит вторжение», как в британской полиции называют кражу, в кабинет командующего лагерем и потом, когда за ним пошлют, а пошлют непременно в один прекрасный день, он внимательно проверит граммофон и при необходимости убедит командующего в том, что некоторые части пришли в негодность и нуждаются в замене, и затем заставит его достать новые детали во внешнем мире.

     Эта мысль явно доставляла Дональдсону огромное удовольствие, потому что я помню его ухмылку мальчишки-сорванца, когда он говорил:
      - Так мы не только ублажим лейтенанта, но и добудем запасной комплект деталей на случай, если основной снова выйдет из строя.

      Итак, однажды ночью мы втроем – новозеландец, которого я упоминал, Дональдсон и я – выбрались из-под москитных сеток. Сетка Дональдсона была рядом с моей, новозеландца – в самом дальнем углу, ближе к воротам лагеря. Его задачей было сидеть у входа в казармы, опустив ноги в таз с водой, как будто он не мог больше терпеть боль от неврита, от которого многие из нас страдали из-за хронического недоедания.

     Такое следствие голода было известно в войсках как «горящие стопы». Оно было таким болезненным, что вы часто видели людей, всю ночь без сна сидящих с ногами в холодной воде в надежде хоть немного ослабить боль. Так что вид новозеландского офицера в такой позе не мог бы привлечь внимание проходящего мимо охранника. Его особое задание заключалось в том, чтобы в его позиции, ближайшей к воротам, вслушиваться в звуки на случай, если бы ночной патруль готовился войти в лагерь. Тогда он должен был встать и направиться к уборной, по дороге пройдя мимо меня и хлопнув меня по плечу, а потом продолжить путь, чтобы присоединиться к длинной веренице людей, что двадцать четыре часа терпеливо ждали своей очереди в дальнем конце лагеря.

     Я должен был стоять в тени под стеной той самой комнаты, где хранились сокровища начальника лагеря. Мы договорились, что в случае опасности я трижды стукну в оконное стекло, чтобы Дональдсон, прячущийся внутри, оставался в комнате до тех пор, пока я снова не стукну по стеклу три раза. Я же после первого сигнала тревоги должен был сделать то же, что австралийский офицер, и пристроиться в хвост очереди к уборным, пока опасность не минует. Если бы случился внезапный ночной обыск и всех заключенных выгнали из бараков наружу, я должен был привести всю группу офицеров из моей камеры, чтобы они столпились у злополучного окна и создали прикрытие для Дональдсона, помогая ему незамеченным выбраться и спрятаться среди них.

     Наш план зиял пробелами, но это был наш лучший план в тех обстоятельствах. К нашему с Дональдсоном изумлению, окно в комнате оказалось открытым. Дональдсон бесшумно поднял его, словно всю свою жизнь был профессиональным вором, пролез внутрь, так же бесшумно опустил и исчез из виду.

     Его не было почти полчаса, и поверьте, это были долгие полчаса! Поначалу в лагере было очень тихо, ни одного звука не доносилось оттуда, и только живой мир снаружи сообщал свои новости: квакали лягушки, но не на греческий манер, подобно роковому «брек-ке-кекс-кекс» Аристофана*, а на санскрите, изначальном языке мифов и легенд, которые и по сей день владеют воображением яванцев, языке, унаследованном островитянами тысячи лет назад от своих индийских завоевателей, основавших обширную, но давно исчезнувшую империю Моджопайт.

     Я видел, как надо рвом с водой возникали из тьмы и снова исчезали в ней светлячки, они словно звездочки сновали туда-сюда сквозь тонкую муслиновую ткань полуночной дымки. Падающая звезда вспыхнула надо мной, медленно и торжественно проплыла к востоку и канула, прочертив в небе невиданную по величине арку красного света, прежде чем тоже погаснуть. Снизу от долины время от времени доносились отчетливые удары: ночной сторож на окраине захудалой деревянно-соломенной деревушки выстукивал на специальных, больших и гулких бамбуковых гонгах послание: «Все спокойно!», и вода рисовых чеков с плещущими у его ног звездами в ней дрожала в такт.

 

 

 

_______________________________________________

* - В комедии Аристофана «Лягушки» (первая постановка – 405 г. до н.э.) Дионис пересекает озеро в лодке Харона, направляясь в Аид. В это время лягушки поют песню с рефреном «Брекекекекс, коакс, коакс».

@темы: MCML, Тексты, Книги

---

Немного фанатского творчества по "Отблескам Этерны"
Почему всем можно, а мне - нельзя? Наброски. Осторожно - СПОЙЛЕРЫ,
впрочем, не очень явные.

Два письма Рокэ Алвы принцу Альдо.
***
Мальчик!
Я плохо вижу,
Ко мне подойди поближе.

Что это светится
Вкруг головы -
Нимб или корона Раканов?
Увы:

Кровавый венок терновый.
Переплетенье веток
Ранит мраморный лоб.
Новый

Король Талига, нет - Талигойи,
Анаксии, прочее зачеркнём,

Я тебя плохо вижу,
Ты подойди поближе,
На линию встанем.

ТАМ я тебе всё объясню.

***
корона впивается в голову
давит
тебе не перенести
безумие этой пытки
которую ты называешь
властью

подай-ка корону сюда
я пожалуй примерю
да мне в самый раз
по размеру
по сути

мой призрачный мальчик
веленьем последним
призвавший последнего друга

как глупо всё вышло

@темы: Этерна, Фики, В море соли и так до чёрта, Стихи, Творчество

---

Исключительно для вдохновения!

Один из героев будущего фика. Фик будет называться "Скала и Ветер" или как-то иначе.
История по "Отблескам Этерны", алвадик. Рейтинга никакого, сплошная фантазия.



Отрывок: 
Новое задание Дика не вдохновило, и он не понимал – почему. Было страшно идти за Первым Маршалом в его спальню. Что за бред, мужчины из рода Окделл никогда ничего не боялись, они – Повелители Скал! Повелители-то – да, но на душе было смутно, а на сердце кошки скребли, не к ночи будут помянуты эти нечистые твари. Странно, но того же Алву со шпагой в руке Дик совсем не боялся: ну, убьёт его Ворон, ну, вот и что. Обидно, конечно, что он не сумеет отомстить за гибель отца, но про него самого никто дурного слова не скажет.
Больше, чем холодный блеск стали, юношу пугало сияние ярких глаз, жесты изящной, но твёрдой руки и даже пряди тёмных волос, падавших на лоб сеньора. Кстати, отчего у него бледная кожа, если в родне – мориски? Мориски, вроде бы, смуглые.

(на фото - сеньор бледной кожей, тёмными волосами и кучей проблем, которых - до***я и выше, как рыбы в сибирской реке. И все надо срочно надо решать, а люди думают, что вот он такой холёный беспечный "альфа". А где-то в другом мире его упорно зовут Мэри-Сью, хотя это женское имя. Пора ставить тэг "в защиту герцога Алва")

@темы: Этерна, Тексты, Фики, Творчество

---

Пишет Живой Человек

пятница, 11 марта 2022 в 08:57

Пишет живой человек:

Вчера с утра я работал работу.

Понятно с чем люди сейчас приходят. Вот с этим и приходят.

В перерывах дозвонился до отца. У них там "постреливают, а город всё берут... не знаешь, что с тобой будет через полчаса... терпимо пока".

А потом я взял укулеле и поехал к друзьям.

У друзей было тепло, и мне положили теплую ладонь на лопатки, а лопатки - мое слабое место, от тепла они расслабляются, и я чуть не заплакал от всего, что там держалось из последних сил. 

Но у нас был чай, был пятиструнный тенор, была гитара, и мы около трёх часов по очереди пели втроём, и это было правильно.

И в ночи я ехал домой и переговаривался буквами с дорогими мне людьми, которые сейчас далеко. Принимал от них помощь, и ласку, и поддержку и летел любовью в ответ.

А уже ночью, прямо в полночь, с дорогим человеком, который совсем далеко сейчас, не долететь, потому что не летают, мы просто читали розарий. Прямо в мессенджере. Потому что можем. Может быть - пока можем, но это не точно. А пока всё это не точно...

=>

Делать жизнь из того, что есть. Практиковать ее - потому что можем. Как можем и сколько можем. Вот хотя бы петь. Работать. Любить. Играть (хотя бы на укулеле). Учиться. Учить. Дышать. Выдыхая тепло и слова. 

Потому что можем.

 

И так я намерен поступать впредь. Потому что могу.

 

А как у вас вчера? Сегодня? Из чего вы делаете жизнь?

---

Этерна, стихи

Два письма:
(по событиям конца второй книги)

Ричард – Рокэ

Покой остывших тел
И опустелых комнат –
Всё пережить, войти
В огромный тронный зал.
Как я любил его,
Он помнил или помнит?
Как я его хотел,
Он знает или … Знал?

Лишь сполохи в огне,
Да тени лгут, кривляясь.
Дверь в прошлое уже
Закрыта на запор.
Я не могу понять:
Кем я для вас являюсь?
Я не могу узнать:
Вы живы, монсеньор?

Теперь мне жаль, что нет
Смертельной лихорадки,
Что не оставил я
Отравы про запас.
Я больше потерял,
Но выжил в этой схватке,
Утратив навсегда
И родину, и вас.

Семь бед – один ответ,
Ведь что ни говорите,
Связала крепко нас
Войны и смерти нить.
Я – не убийца, нет,
А жалкий отравитель,
Что ядом с ваших губ
Хотел себя убить.

Рокэ – Ричарду.

Мой Дикон! Ты узнал,
Как быть живым надгробьем
И лить потоки слёз
Напрасных. Но – прости.
Я жив, поскольку ты
Не стал моим подобьем,
Лишь равный может смерть
Сеньору принести.

И вот – конец игре,
Мой славный победитель,
Что сделали с тобой
Предатели-друзья?
За глупость платят все,
Особенно – учитель,
Ты глуп как твой отец,
Жесток как вся семья.

Я думал, этот мрак
Тебя отпустит скоро,
Очистится твой ум,
И прояснится взгляд,
Но ты – лишь тень теней,
Ты – парень из Надора,
Что в ножнах носит месть
И подсыпает яд.

Есть вещи пострашней
Ядра и пистолета,
Войны или чумы,
Страданий от любви.
Я мог бы умереть
Сто тысяч раз за это,
Но мне не одолеть
Надор в твоей крови.

И про Рокэ
***
Чахлая фига
И старый курган,
Выстрелом
Гасится свечка,
Маршал Талига
Пьян вдрободан -
В стельку,
в сосиску,
в дощечку.

Вот он, попутавший тени и свет,
Встал будто солнце в зените.
Да, отберите скорей пистолет
Или вино отнимите!

Там, у богов, всё давно решено:
Скоро затянутся раны.
Хищный прищур, пистолет и вино -
Верная гибель султана.

@темы: Этерна, Стихи, Творчество

---

Этерна

Я просто оставлю это здесь ))

@темы: Этерна, Фото

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"Последнее испытание"

28.05.2020 в 23:13

Пишет  Kristabella:

Последнее Испытание
Кажется, я добралась до всех отрывков и спектаклей, которые можно найти в сети по Последнему испытанию
Нарыла даже пару аналитический статей, в которых сравнивалась игра всех Рейстлинов. Зоморочился, конечно, автор.
Я на такой глубокий анализ характера не способна, чтоб разбирать каждое слова и движение, но в целом люди разные и образы разные.
Похоже на споры о том, какой Доктор самый-самый или Бэтмен , разница лишь в том, что тут разные актеры играют один и тот же текст.

много буков)

Первый Рейстлин-Круглов.
К сожалению, с ним доступно не так много видео, целиком выступлений нет, только отрывки. Голос у него замечательный, его приятно слушать, но не очень интересно смотреть, он не особенно играет. Может какие-то сцены с ним были подинамичнее, но увы в памяти ютуба этого не осталось.
Лично мне он больше понравился в роли Даламара. По крайней мере это единственный образ, по которому было понятно, что это за хрен такой Даламар)))
В других постановках Даламар конечно выглядит интереснее, его роль расширена, но для непосвящённых вообще непонятно, кто он такой? Он персонаж, и рассказчик, и декорация со спецэффектом раздваивается. Всё это круто, но совершенно непонятно для человека, который первый раз смотрит постановку.

Второй Рейстлин-Егоров.
Вот он мне очень нравится. У него крутой голос, и интересный образ. Вообще он очень круто выглядит. Такой себе могущественный чародей из сказок. Мне он какого-то Мэрлина напоминает. В постановке Леге Артис я балдею от его грима, он с ним такой мужественный.
Мне нравится его тандем с Мининой. Мне вообще Минина по голосу больше всего нравится.

Третий вариант Рейстлин-Герасименко.
И он прекрасен в любом варианте. Что старые записи, что фильм, что в перезагрузке. У него пожалуй, внешне самый интересный образ. Можно вечно рассматривать его узоры на лице и одежде, грим и прическу. Он настолько мимишный и плюшевый, что хочется его схватить и затискать. Ему хочется сходу отдать тёмный трон и брата с Крисанией в придачу, и подушечку подложить, чтоб сиделось удобнее и чтоб Такхизис ему за кофе бегала.
Его приятно слушать и приятно смотреть.
После раздумий, я таки поняла, кого он мне напоминает. Локи!

Четвертый Рейстлин-Бирин
тоже хорош во всех отношениях. Он прекрасно играет, прекрасно поёт. Единственное, что мне не нравится - это его грим. Он смотрится старым, добрым и немного откормленным не знаю, может это задумка была такая. В гриме прошлых Рейстлиной они старались гримом придать более хищное выражение чертам лица. А в этот раз они подчеркнули какую-то округлость, а затемнение по контуру смотрится синяками. Я специально гуглила его фотки без грима, в жизни он симпатичнее. Кстати, я видела рекламу, где он в парике, но без макияжа и вот там смотрелось лучше.
Крисания Бахтиярова, которая выступает с ним в дуэте, отлично играет и поёт, но на мой личный вкус, голос у неё высоковат. Временами она вообще в ультразвук улетает. Я люблю более низкие женские голоса. Как у исполнительниц Такхизис например.

Пятый и последний Рейстлин-Баярунас.
Как мне кажется это пока самый слабый вариант. Во первых я не поняла этого парика. Если у него образ больного и ущербного, откуда у него такая густая белокурая шевелюра аля Рапунцель
я видела его косплэй на Рейстлина и вот там образ был намного удачнее, чем то, что в итоге получилось.
Ну да ладно, парик такое дело, что можно и поменять. Но он очень переигрывает.
И во вторых, почему он не поет? Почему он большую часть песен проговаривал словами?
Хотелось бы, чтоб он пел. Но когда он пел, у него странно хаотично менялась громкость вообще не к месту. Уж не знаю, каждый раз он так делает или это была разовая акция.
В общем, если аудиодорожки с другими исполнителями можно слушать в наушниках в отрыве от картинки и получать удовольствие, то пения Ярослава с закрытыми глазами слушать невозможно

а вот и старая сборная солянка из Рейстлинов)

---

19.07.2020 в 09:51

Пишет  Shiko_:

Бенедикту Камбербэтчу - 44!
Гений, миллионер, интеллектуал, филантроп.
Очень рада, что он мой современник, и я могу наблюдать за его жизнью и работой.
Солнечный кот в теле человека.


А теперь - танцы! В смысле попытка пошутить в стиле английского юмора.



Вот стою я перед вами, простой британский мужик... и понять не могу: с какой стати меня считают невозможно красивым и страшно умным? Хотя... доля правды в этом есть. Ведь я страшный и невозможный.

---

12.07.2020 в 05:47

Пишет  Ailuropoda Aprica:

ФБ-2020
Не в Обзоры

Я там тоже есть.

Приходите. Будет немного (лето же!), но разное.

---

Пост из дневника Andre

13.06.2020 в 19:26

Пишет  andre;:

Этический вердикт
На днях на Медузе мелькнула любопытная колонка Галины Юзефович о том, что «Унесенных ветром» временно убирают из сервиса HBO — дескать, фильм легитимизирует расизм и оправдывает рабство.
У Юзефович интересные аргументы в пользу того, почему это событие потенциально опасно. Дело даже не в том, что исключение фильма из сервиса можно счесть цензурой, а в том, что зрителю не оставляют права осмыслять художественное произведение самостоятельно. Предполагается, что зритель непременно оскорбится, увидев некорректную репрезентацию чернокожих в фильме 1939 года, что он на всё реагирует эмоционально, прямолинейно, никак не анализируя увиденное. Получается, в двадцать первом веке, в отличие от века двадцатого, потребителей искусства держат за людей не очень-то рефлексирующих.
Поймала себя на мысли, которая часто посещает в последнее время: мы живём в удивительную эпоху, которая выдвигает небывалые требования по отношению к другим эпохам. Наверное, это побочный эффект борьбы за этичность и ненасилие. Люди стали внимательнее к проявлениям токсичности, и эта внимательность, с одной стороны, способствует более здоровым отношениям, с другой стороны — в крайних формах приводит к тому, что люди оскорбляются от вещей, которые прежде были им ок, и резко реагируют не только на угрожающую психическому здоровью дичь, но и на то, что не представляет для них угрозы.
Кажется, что это везде: хоть в твиттере Джоан Роулинг, которую грызут за вещи, которые явно того не стоят, хоть в сервисе HBO, хоть на улице. Сегодня шла по Литейному и увидела рекламу на экране: «Если вас оскорбил этот ролик, пожалуйста, позвоните по такому-то номеру». Не представляю, чтобы кого-то мог оскорбить ролик о продаже квартир или о вызове такси, но сам посыл показательный. Я и за собой ловлю те же позывы — желание извиняться за всё подряд, страх опубликовать что-нибудь такое, что случайно заденет чьи-то чувства.
Допустим, что мои загоны о страхе кого-то задеть — это просто мои загоны. Но вот эта история с кино — тревожащая штука. Мерещится тенденция, которая многое говорит о поколении: мы как будто хотим, чтобы мир соответствовал нашему идеальному представлению о нём. И не только мир нынешний, но и мир прошлого, и мир будущего, и все миры сразу — всё должно соответствовать ожиданиям, должно быть именно таким, каким мы хотим это видеть. Нести в себе только те отпечатки времени, которые с позиции сегодняшнего дня выглядят корректно.
Будто наличие этих вещей в прошлом человечества как-то характеризует и нас нынешних. Будто всё нужно делать с оглядкой на будущих цензоров, которые посмотрят на тебя и вынесут этический вердикт, а без вердикта и жизнь не мила. Как в тридцатых годах в Америке, когда в дело вступил кодекс Хейса, запрещавший показывать на экране не только травмирующие вещи, но и то, что хоть немножечко рвёт благообразный шаблон: например, привлекательного антигероя, мятеж в обществе, смешанные браки или неуважение к религии. До поры до времени в кино даже неприличные бытовые предметы нельзя было показывать, и когда Хичкок в фильме «Психо» показал, как героиня смывает бумажку в унитаз, люди поражались смелости и провокационности этой сцены.
Не могу только понять, это мне мерещатся параллели или правда время такое — с виду раскрепощённое, а на поверку очень осторожное и консервативное.

@темы: Кино

---

О современном кино и требованиях времени

Пишет  BlueberryS:

13.06.2020 в 20:12

меня тоже настораживает эта тенденция.
1) Нас, зрителей, потребителей, держать за малых детей, которые не в состоянии сами понять "что такое хорошо и что такое плохо" без указки "взрослых". Т.е. в глазах людей, принимающих решения, мы масса, лишенная критического мышления.

2) Удаление художественных произведений, которые являются продуктами=зеркалами своей эпохи, лишь потому, что они не соответствуют нынешним ценностях, это попытка подтасовки, ретуширования истории, которое опасно еще и тем, что обесценивает достижения и победы, добытые трудом и борьбой поколений.

Помню, как я впервые посмотрела "Рождение нации" 1915 - вот это реально расистский пропагандистский фильм. Меня бомбило от того, что такое кино можно было снять и показывать, приходилось себе напоминать, что в 1915 такое представление о черных было нормой и попробуй только возразить - сразу станешь изгоем. Оставалось закрывать глаза на расистскую хрень и оценивать фильм с художественной и технической точки зрения - фильм действительно выдающееся произведение кинематографа.

URL комментария

@темы: Кино

---

Шесть ОТП

Примечание: для меня "пейринг" - это не обязательно физические отношения или расположенность к ним. Это - любовь, дружба, соперничество с оттенком восхищения, взаимная поддержка, симпатия, значительный для персонажа интерес.


1. Эрик Леншерр и Чарльз Ксавье ("Люди Икс: Первый класс")
Потому что с ними связано много самых тёплых личных воспоминаний.





2. Майкл Фассбендер и Джеймс МакЭвой, РПС.
Практически, продолжение первого.




3. Кроули И Азирафель ("Благие Знамения", книга и сериал)




4. Шерлок и Майкрофт ("Шерлок"ВВС)
Братья, ну и что. Эта история вообще не про секс, я не инцест имею в виду.



5. Тони Старк и Стивен Стрэндж ("Мстители: Война Бесконечности")




6. Локи и кто угодно ("Тор", "Тор: Тёмный мир", "Мстители")
Потому что Локи - он такой. Самый прекрасный пейринг - любовь и ненависть с самим собой (не со своим клоном или копией, а именно с собой)



И ещё - до кучи любимых пейрингов! Шерлок и Джон Ватсон, Дживз и Вустер, Чарльз и Себастиан ("Возвращение в Брайдсхед"), Т.Э. Лоренс и Р. Майнерцхаген (РПС, историческое), Иоганн Вайс и Генрих Щварцкопф ("Щит и Меч", книга и фильм), Кайло Рен и генерал Хакс ("Звёздные Войны"), Трандуил и Тауриэль ("Хоббит"), Кэрол Дэнверс и Йон Рогг ("Капитан Марвел"), Джек Селльерс и капитан Йоннои ("Счастливого Рождества, мистер Лоуренс!")

@темы: MCML, Avengers, Люди Икс, Хоббит, ШХ, Макфасси, Айронстрэндж, Локи

---

Хроники воображаемого Средиземья )

Письмо Трандуила, повелителя Лихолесья. В стихах, а как же иначе!
Название: Трандуил - Тауриэли
Фандом: фильм Питера Джексона "Хоббит", потому что у Профессора никакой Тауриэли нет.
Примечание: Тауриэль - любимая девушка Леголаса, сына Трандуила. Такой очень традиционный любовный треугольник, характерный для легенд и классики.

*
В золотом Лихолесье -
Пора листопада,
Эта осень страшней
Королевского гнева.
Ты не можешь любить?
Ну, так мне и не надо,
Но почувствуй ко мне
Сострадание, Дева!

Мой парадный портрет
В раззолоченной раме,
В ярком блеске парчи
И сиянье доспеха,
Этот образ - не больше,
Чем статуя в храме,
Что пустая внутри
И наполнена эхом.

Я навек искалечен,
Я вышел из боя
Не героем легенд
Как король-победитель:
Загляни в мою душу,
И вот пред тобою -
Безутешный вдовец,
Бессердечный родитель.

Да обрушится вниз
Птичий звон с поднебесья!
Я с тобой разделю
Мой венец из рябины.
Я тебе подарю
Все цветы Лихолесья
И разбитое сердце
Любимого сына.

@темы: Хоббит, эльфы, Стихи, Творчество, редкие пейринги

---

Космический дневник Локи Одинсона

Название: Космический дневник Локи Одинсона
Бета:  Famirte,  claudilla
Размер: миди, 7901 слово
Персонажи: Локи, Питер Паркер, Тони Старк, Стивен Стрэндж
Категория: джен
Жанр: приключения
Рейтинг: РG-13
Предупреждения: POV Локи, альтернативное развитие событий ВБ



Краткое содержание: Не всё, найденное за бортом корабля, является космическим мусором! Там можно найти и бога.

Примечания: использована фанатская теория происхождения Локи

Размещение: свободное после деанона


***
Дорогой Дневник!

У меня для тебя две новости: хорошая и плохая.

Хорошая: я жив. Плохая: всё остальное.

* * *

Попытаюсь объяснить, что написал в прошлый раз. Я делаю заметки для будущих поколений в надежде, что уж они-то оценят меня по достоинству и не станут судить слишком строго. Итак.

Приходится вести дневник в собственной голове, благо память у меня гениальная, вспомнит даже то, чего не было. Мысли путаются слегка, но это пройдёт. Объясняю, почему не могу записывать на бумаге: официально я нахожусь без сознания в медицинском отсеке инопланетного корабля. Лежать в капсуле не очень удобно и скучно смертельно. Иногда думаю, не пора ли начать подавать признаки жизни? Приоткрыть один глаз или оба? Застонать, будто испытываю немыслимые страдания?.. Нет, со стонами не получится: я могу только шипеть из-за чрезмерного старания одного сиреневого господина меня придушить. Дышу ещё как-то, слава хранителям богов Асгарда! И со слухом всё в порядке.

Пожалуй, подожду воскресать до следующего утра.

* * *

Я — на корабле, прибывшем с Титана (плохо, очень плохо!). Видимо, он до этого побывал в Мидгарде, потому что мои попутчики…

Дорогой Дневник, я почти уверился в том, что умер! Нет, серьёзно. Слышу какие-то голоса, осторожно приоткрываю глаза и вижу своих бывших… нет, не любовников, хорош шутить, подсознание!.. Своих бывших врагов. Тони Старк и этот колдун с Бликер-стрит, что на полчаса выбросил меня в никуда. Стоят и смотрят как на новые ворота, а мимо них какой-то пацан бегает, одетый не то шутом, не то атлетом. Такая белиберда только в смертном сне может привидеться, мудрецы Мидгарда называют это бардо, а другие зовут чистилищем. Ну, неважно, как оно выглядит и правильно называется, важнее — как из этой бессмыслицы выбраться?

Вспоминаю: Асгард разрушен, сгинул в огне Хаоса безвозвратно, значит, Вальхаллы мне не видать, хоть я погиб в схватке с врагом. Стало быть, здравствуй, Хель и неубиваемая сестрица! Эта мысль вызвала во мне рыдание, хорошо хоть беззвучное, но, не увидев Хелу нигде, я приободрился. Задумался: как я выгляжу? Горло наверняка синее, лицо голубое, глаза остекленевшие, дыхания почти нет.

— Похоже, он мёртв, — говорит Старк равнодушно, вот мерзавец! — Стивен, взгляни, ты же врач.

Колдуна зовут Стивен, и он — лекарь, надо запомнить.

Надо мной склоняется ещё одно малоприятное лицо: кожа бледная, глаза внимательные и холодные как у рептилии. Они со Старком чем-то похожи: у одного брадобрея стригутся? На лицо Старк симпатичнее, этот — совсем никуда, бледный словно мертвец, и от его плаща мерзко пахнет мидгардскими травами.

— Никаких признаков жизни, — подтверждает колдун.

Караул! Я перестарался. Вряд ли мне тут организуют приличные похороны. Выбросят с мусором в Космос, и всё. Надо что-то делать, срочно. Начинаю дышать так, чтобы это было заметно.

— Он живой, смотрите, мистер Старк, он живой!!! — радостно вопит юнец в трико.

— Сам вижу, — огрызается Старк и смотрит на Стивена. — Что делать будем?

Колдун пожимает плечами.

— Не знаю. Твоя была идея спасать.

— Питер, отойди, — советует Старк юнцу, оттирая его боком подальше. — Это же Локи, кто знает, на что он способен.

— Сейчас — ни на что, — говорит колдун, продолжая разглядывать меня. — Переохлаждение, кислородное голодание, повреждение шейных позвонков и гортани. Асфиксия, частичный или полный паралич, поверхностные резаные и ушибленные раны. Это — то, что видно невооружённым глазом. Возможно внутреннее кровотечение, омертвение тканей или ещё какие-нибудь сюрпризы.

— Прогноз? — деловито спрашивает Старк. — Жить будет?

Юнец по имени Питер слушает, забавно приоткрыв рот.

— Будет, если захочет, — отвечает колдун. — Человек бы не выжил, но Локи — один из богов Асгарда и наполовину йотун, у них чудовищная регенерация.

Старк хлопает рукой по краю моего ложа. Неприятное чувство от сотрясения.

— Ну, раз так, присвоим ему статус военнопленного. Пусть отлежится.

— Мистер Старк! — вновь подаёт голос беспокойный Питер. — Можно, я буду за ним смотреть? По виду он безопасен, и доктор сказал, у него эти… множественные повреждения.

Старк бросает взгляд на колдуна, тот чуть заметно качает головой.

— Нет, — отвечает Старк, — Локи поступает под надзор доктора Стрэнджа, а нам с тобой надо следить за работой систем корабля. Летит он на автопилоте, но мало ли что! К тому же мне интересно в нём покопаться. Узнать, на каком топливе он работает, например.

Колдун, пользуясь тем, что его лицо не видят, закатывает глаза.

— Питер, не дай ему разобрать корабль на космические запчасти!

Питер смеётся. В отличие от старших его улыбка довольно приятная, он похож на асгардских мальчишек. Может, все мальчишки разумной Вселенной похожи?

— Не беспокойтесь, доктор, — слышу я его звонкий голос. — Мистер Старк как разберёт корабль, так и соберёт обратно. Ещё лучше, чем было.

Старк аккуратно, можно сказать, даже нежно выталкивает Питера из отсека. Кто ему этот мальчик? На любовника не похож, слишком чистый восторженный взгляд, солнечное сияние без искры вожделения, воплощённая жажда подвига. Скорее близкий родственник или сын. Не знал, что у Старка кто-то такой есть.

После ухода Старка и Питера колдун остаётся со мной. Он сидит сгорбившись и сразу кажется постаревшим на добрый десяток лет.

— Только тебя не хватало здесь, Локи Лафейсон, — говорит он. — Будь под рукой препараты и аппаратура, ввёл бы в искусственную кому, а после возвращения отдал бы брату. Если мы возвратимся, конечно. Мы летим на Титан, и это — всё, что тебе надо знать. Вряд ли ты сможешь в таком состоянии что-нибудь выкинуть, но запомни на всякий случай: без фокусов. Или продолжишь путешествие среди звёзд в виде замёрзшего трупа.

Благодарю, доктор Стрэндж, я в восторге от нашей второй встречи! Очень тёплый приём. Проблема, собственно, в том, что пока я не могу ни шевелиться, ни говорить. Трудно быть запертым в своём теле, но жизнь научила меня терпению.

* * *

Следственный эксперимент. Дорогой Дневник, теперь я в курсе, что это такое. Думал, всё худшее на данный момент позади. Я ошибался.

— Мы должны понять, что там случилось на самом деле, — задумчиво произносит Стивен Стрэндж, глядя на Старка и Питера.

Они опять собрались втроём у моего ложа.

«Там» — это на корабле «Властитель», захваченном и уничтоженном Таносом. На нём находился мой брат, мой народ и некоторое количество фриков с Сакаара.

— Кое-что успел поведать Брюс Беннер, но он был… — Старк сделал выразительный жест пальцем у виска, — немного слишком взволнован. И, кажется, с Халком у него теперь большие проблемы.

Питер с надеждой указывает на меня:

— Он расскажет.

Мальчик мне нравится всё больше: за последнее время мало кто считал меня достоверным источником информации, а ведь я почти всегда говорю правду.

— Локи солжёт, — возражает Старк, — или извратит истину так, что мы вконец запутаемся. Ему нельзя доверять.

Ну вот, пожалуйста!..

— Локи не солжёт, он вообще говорить не может, — Стрэндж потирает пальцами щёку, будто проверяя, не вылезла ли щетина или не превратилось ли в лёд и камень его собственное лицо. — Мы поступим иначе.

Я начинаю холодеть изнутри, если это только возможно.

— Вы прочитаете его мысли? — предполагает Питер.

Ах, Питер, если бы.

— Ты отмотаешь время при помощи Камня? — выдаёт свою версию Старк. — Не думаю, что это правильно, потому что мы окажемся на разрушенном корабле, а Танос и вся его королевская рать…

— Нет. Ни то ни другое, — говорит Стрэндж. — Я возьму часть его памяти и покажу. Но ему придётся пережить всё заново.

Старк кивает в мою сторону.

— А он выдержит это, Стивен? По-моему, Демон Ночи и так еле жив.

Стрэндж пожимает плечами.

— Риск есть, как при любой операции.

— Это не операция, — говорит Питер. — Больше похоже на следственный эксперимент, такое бывает в кино. А потом вы с мистером Старком будете изображать хорошего и плохого полицейских?

— Не будем, — Стрэндж разворачивает кисти ладонями вверх и смотрит на них. — Начнём. Судя по всему, нас ожидает неприятное зрелище. Может, ему, — кивок в сторону Питера, — лучше уйти?

Старк усмехается.

— Док, когда он спасал твою жизнь, ты подобного не говорил. А это происходило не в мире иллюзий, там намного опаснее было.

Стрэндж резко поворачивается к Старку.

— Я был без сознания!

— И что, только в этом причина? — насмешливо спрашивает Старк и тут же меняет тон: — Питер Паркер — Мститель, такой же, как мы.

— Мы — это кто? Ты и меня готов посвятить в современные рыцари? — парирует Стрэндж. — Никогда не желал стать участником вашей «тёплой» компании. Вы даже друг с другом договориться не можете.

Видимо, он задел Старка за живое, потому что тот морщится, как от внезапной головной боли.

— Эта война всё поставит на место: или мы одолеем врага сообща, или проиграем. Стивен, мы не должны потерпеть поражение!

— Ладно, — соглашается Стрэндж. — Приступим.

Знаю я, что сейчас будет: сам проделывал это. Вот испытать не доводилось ни разу. Что же, значит, всё содеянное нами зло рано или поздно… Чёрт, как больно! Я остаюсь лежать, тело мелко дрожит. Рука мага касается моего лба, погружая в сон, и я переживаю всё заново.

Разрушение Асгарда и наш недолгий путь в пространстве. Проигранный бой с «детьми Таноса» (кто только придумал такое название для этих тварей!). Тела, обагрённые кровью. Раненые, убитые. Мой брат — великий воин, которого сумасшедший титан волочёт за загривок как тряпичную куклу. Я пытаюсь спасти положение. Халк тоже пытается во всю мощь своих сил, но у него не выходит. «Проигрывать всегда тяжело», — с видимым сочувствием говорит Танос: он издевается над побеждёнными.

Я присягаю титану на верность, держа нож в рукаве. Мой козырь последний, и он будет стоить мне жизни. Предвижу вопросы. Так было задумано, Локи не делает ничего без причины. Из двух наследников асгардского трона Танос, фанатично делящий всё пополам, оставит в живых одного, и это должен быть Тор. Только он может в будущем сразить безумного титана. А я, увы, нет.

Самое неприятное — мне ломают шею. Опять. Не на физическом уровне, но ощущения очень похожи! Тело бьётся о стенки открытой капсулы, кричать я не могу, только хватаю ртом воздух, глаза скоро вылезут из орбит и повиснут на ниточках.

Старк удерживает меня за плечи, его руки тёплые.

— Хватит, Стивен!.. Мы видели всё. Отдышись, Олень, доктор больше не сделает больно.

— Пробуждение травмирующей памяти. — Стрэндж отворачивается и стряхивает что-то невидимое с рук. — Ненавижу эту магию. Раздел боевых искусств, между прочим, запрещённый приём.

В наступившей тишине слышен голос Питера:

— Доктор, у вас платок есть?

— Что?

— Носовой платок, лицо вытереть. Видите, у него слёзы?

Никакие это не слёзы!.. Это — гнев пополам с бессилием.

Когда я прихожу в себя, рядом сидит Питер. Значит, взрослые решили, что я не опасен, то есть практически полумёртв.

— Доктора мы отправили спать, — объясняет Питер. — У него тоже был непростой день, а позавчера его похитили с Земли и пытали. Из-за него мы с мистером Старком и оказались здесь. Но доктор держится молодцом, я тоже стараюсь. Мистер Старк сказал, с вами можно поговорить, хоть вы вряд ли услышите. Ну, а вдруг? Если вы слышите, меня зовут Питер Паркер, я из Нью-Йорка, из Квинса. Квинс — это район такой, не очень престижный, но мне там хорошо. Я учусь… учился в школе, а что будет дальше, не знаю. Из родных у меня тётя Мэй, она классная. Честно говоря, не представляю, что ещё вам о себе рассказать. Мне очень понравилось, как вы приставили нож к горлу Таноса. Мистер Старк сказал — глупость, а мне показалось круто. Вы не могли его победить, но всё равно попытались.

Я не пытался, Питер, но это — детали. Он ещё говорит что-то, я не вникаю в смысл слов, сейчас важнее неуловимый рокот двигателей. Дыхание корабля. Я был в плену у Таноса, но для меня, в отличие от других, плен часто оборачивался сотрудничеством. Технологии читаури, да и сами они — мерзость, признаю. Но этот корабль из другого материала. На любом космическом судне есть система самоуничтожения, и если бы тут нашлась спасательная капсула или исследовательский челнок для меня, я мог бы уничтожить его, а заодно и двоих своих прежних врагов. Правда, юный Питер мне пока ничего не сделал, но лес рубят — щепки летят, в Асгарде тоже была такая пословица.

— Плохо, что вы не можете говорить, мистер Локи, — продолжает Питер развлекать себя односторонней беседой. — Рассказали бы об Асгарде, какой он на самом деле? Это же ваш с Тором дом. Мне ужасно жаль вашего брата и всех тех людей с корабля… то есть не людей, а асгардианцев… так правильно?.. Всех, кто там был. Я должен, наверное, ненавидеть вас за Нью-Йорк, но ничего особенного сейчас не чувствую. Знаете, у девушки, которая мне раньше нравилась, отец оказался преступник. Я чувствовал сожаление, а злобы на него не было никакой, пытался его спасти.

«Получилось?» — спрашиваю я глазами. Просто смотрю с интересом, но он понимает.

— Получилось. О, здорово, мы можем с вами общаться глазами! То есть глазами — вы, а словами — я. Идёт? Вы два раза моргаете, если «Да», и один — если «Нет».

Я покорно моргаю два раза. Пока это — игра по их правилам. Пока я бессилен физически, а любая попытка магии будет обнаружена и пресечена Стивеном Стрэнджем.

— Мистер Старк не надеялся, что вы в здравом уме, а я говорил… говорил. Я им теперь покажу.

Эх, милый. Старк сомневался не в моём уме, а в чистоте намерений. Как и Стивен Стрэндж, даже после всей этой жуткой демонстрации. Я — враг по определению. «Бешеный койот с динамитной шашкой в зубах», — так обо мне говорили в Мидгарде? Повторяю: у меня очень хороший слух и память!


* * *

Дорогой Дневник, не знаю, сколько это ещё продлится: раньше я выздоравливал быстро. Даже тогда, когда Халк переломал половину костей в моём теле. Что случилось теперь? Или это — влияние космической бесконечности за тонкими стенами? Не очень тонкими, на самом деле, однако корабль — не планета. И ещё повезло, что они нашли меня. Да, мне повезло чертовски.

Идея взорвать корабль к йотуновой матери кажется всё менее привлекательной. Во-первых, мне тоже живым не уйти. Даже если тут есть какое-нибудь спасательное средство, я не смогу сам незаметно туда пробраться. И, во-вторых, я уже был на уничтоженном Таносом судне. Зрелище то ещё: искорёженные обломки, замерзающие тела, остывающие жизни. Не хочу больше, просто не в силах выдержать этого. Вовсе не потому, что мне жаль юного несмышлёного Питера, несносного Старка или высокомерного садиста в плаще.

От нечего делать я сплю, и мне снится Асгард — как его разрушает Сутур, мать зовёт меня к себе, а отец хмурится. Видно, пора умирать. Я не могу разрушить корабль, да и месть бывшим врагам лишена смысла в изменившихся обстоятельствах. Могу только разбить вместилище своего духа, ибо мне уже всё равно, куда он отправится. До такой глубины горя я не доходил никогда.

— Доктор! Мистер Старк! Срочно сюда, по-моему, ему хуже! — звенят на краю сознания отчаянные призывы Питера.

В его одежде скрыто устройство, по которому мидгардцы общаются на расстоянии.

Старшие оказываются возле меня быстро. Причём доктор, вроде, действительно спал: на нём нет затейливой верхней одежды, только штаны, сапоги и расстёгнутая рубашка.

— Питер, что было до этого? — спрашивает он.

Питер мотает головой.

— Ничего не было, я его не перемещал, даже не трогал, клянусь! До того как он стал вот такой, мы с ним говорили о доме. Потом он отключился, я думал, уснул.

— Вы с ним говорили? — удивляется Старк.

— Да, я — словами, а он — глазами.

— Понятно, — Старк энергично кивает. — И от этого он вновь стал выглядеть как покойник? Падение уровня внутренней энергии?

— Локи скорбит об Асгарде, — Стрэндж изучает меня внимательным взглядом. — Если он будет думать о нём, то вскоре погибнет. В этом мире был источник его силы… один из источников.

Старк и Питер спрашивают почти одновременно.

Питер: Можно как-то ему помочь?

Старк: А другие источники есть? Какие?

Стрэндж молча отводит глаза, а потом говорит:

— Кто я такой, чтобы мешать ему умереть?

Взгляд Старка вспыхивает, он мог бы прожечь дыру в спине мага.

— Ты — никто, Стивен, просто чёртов доктор! Гениальный нейрохирург.

Пространство меж ними дрожит и искрится. Я вижу это, а бедный Питер просто чувствует, не в силах объяснить.

— Хорошо, — неожиданно мягко и без борьбы соглашается Стрэндж, — но мне понадобится инструмент.

Старк озирается.

— Чёрт его знает, этого инопланетного упыря! Тут только иголки.

— Не это, — Стрэндж качает головой. — Основной инструмент. Руки.

Старк с готовностью протягивает свои:

— Ты же знаешь, я могу починить что угодно.

Стрэндж берёт его руки, разглядывает ладони, будто собрался читать по ним будущее, проводит своими дрожащими пальцами по запястьям Старка. Потом он с сожалением делает шаг назад.

— Нет, Тони. Нет.

— Так, почему мои руки не годятся? — возмущается Старк.

— Мозоли, — объясняет Стрэндж. — Руки сильные и умелые, но слишком грубые. Мне нужны тонкие, нежные пальцы. Паучьи. Питер, поди сюда.

Питер Паркер показывает свои ладони, Стрэндж даже не прикасается к ним.

— Идеально, будешь выполнять указания в точности. Осталось получить согласие пациента на операцию.

Ну и что мне оставалось делать? Я согласился, то есть изобразил осмысленный взор и моргнул два раза, как договаривался с Питером. Кстати, почему Старк зовёт его Паучком? Детское прозвище?

Терять мне всё равно нечего, я отдал жизнь в руки Стрэнджа и Паучка. Более странных целителей не встречал никогда.

Доктор даже повеселел: скучает по своей мидгардской профессии? Или им со Старком просто нечем заняться на корабле до прибытия на Титан? Иногда я слышу их разговоры: переборок на этом судне практически нет.

Старк: Я сказал ему, это — билет в один конец, но Питер должен вернуться на Землю! Можешь такое организовать?

Стрэндж (спокойно): Прямо сейчас? Портал с корабля? Если ты думаешь, что на Земле безопаснее…

Старк: Нет, Стивен, ты прав! Здесь, по крайней мере, я за ним пригляжу и прикрою, если получится. А там он опять ввяжется в бой, и неизвестно, чем это кончится, хотя Паучок — боец не из последних.

Стрэндж (иронично): Я оценил.

Старк: Это вот сейчас и было твоё «спасибо»? Да он только при мне не меньше двух раз спасал твою волшебную задницу!

Стрэндж: Ты — тоже.

Старк: Просто следовал за Паучком. Помнишь: «Если что, идите за пауками»?..

Стрэндж: Я не смотрю глупые детские фильмы про магию.

Продолжения я не услышал. Возможно, его и не было.

* * *

— Мистер Локи, вы только не бойтесь, — успокаивает Питер. — Это — как заснуть, а проснётесь здоровым. Говорить сможете и ходить, и даже сражаться. Не сразу, конечно. Доктор считает, вам надо немного помочь, а дальше — вы сами. Мы видели, что с вами сотворил Танос, хотим вернуть всё как было.

Что? Свернуть мне шею наоборот?

Питер Паркер — сообразительный малый или наделён сильным даром эмпатии.

— Нет-нет, — он смеётся, — вы неправильно поняли! Стивен Стрэндж был хирургом, он знает, как там внутри всё устроено, ведь вы не очень-то отличаетесь от людей? Он сказал, вы намного прочнее к физическому воздействию, устойчивее к магии и живёте пять тысяч лет… в среднем, ну.

Закрываю глаза, чтобы не слышать этого земного идиотизма. Притвориться пока впавшим в кому? Нельзя: Стрэндж может забыть про обезболивание.

— А мистер Старк говорит, — продолжает Питер, — что, учитывая разницу между богами Асгарда и людьми по продолжительности жизни, вам с Тором совсем немного лет. То есть Тору должно быть двадцать три — двадцать пять, а вам ещё меньше.

Если бы в моих лёгких был лишний воздух, а в горле смех, я бы посмеялся. Старк считает меня подростком? Кем-то вроде Питер Паркера, только с тёмной стороны улицы?.. Хулиганом и бунтарём, мелким воришкой?

Я — бог, дорогие мои, принц Асгарда, один из сильнейших магов Девяти Миров. И тысяча мидгардских лет — это, мать её, тысяча! Более десяти человеческих жизней. В среднем.

Питер понимает выражение моего лица по-своему.

— Ой, извините, если напомнил о брате!

«Тор жив», — пытаюсь сказать я, он не понимает.

— Приступим, — говорит Стрэндж, появляясь в отсеке. — Питер, возьми перчатки упыря, они принимают любой размер. Правда, не знаю, стерильные ли они, но для Локи это без разницы, он не восприимчив к инфекциям.

Стрэндж со вздохом оглядывает грязно-серые стены, и я слышу:

— Да уж, в такой пакостной операционной работать не приходилось. Тони, у тебя есть с собой какая-нибудь музыка?

Голова Старка заглядывает в то, что условно можно назвать дверным проёмом.

— ПЯТНИЦА, увы, осталась на Земле, но сохранённая музыка есть. AC/DC подойдёт? Black Sabbath?

Стрэндж хрипловато смеётся, и в глазах его прыгают черти.

— Хочешь, чтобы я порезал его на кусочки?

— Хорошо, — не сдаётся Старк. — Бах, Гендель?

— Beatles, «Across the Universe».

— «Nothing’s gonna change my mind», — напевает Старк, приподнимая брови.

— «Nothing’s gonna change my world», — поправляет доктор. — Хотя в действительности я так не думаю.

Такое явное заигрывание у одра моей болезни и возможной гибели раздражает. Хочется прямо сказать: «Эй, вы! Я ещё здесь!» Непременно скажу, когда мне вернут голос.

Старк пристально смотрит на меня.

— Стивен, в случае вашей с Паучком удачи нас ждёт живой и здоровый Локи?

— Как врач я надеюсь на это, как маг опасаюсь, — Стрэндж пожимает плечами. — Ты сам меня спровоцировал своим «тыжедоктор». Поздно теперь метаться.

Старк делает шаг назад, отступая в прямом смысле слова.

— Союзника мы создаём или хитрого и опасного противника? — он глядит почему-то на Питера. — Помощь в решении наших проблем или их новый источник?

— Время покажет, — отвечает Стрэндж.

…И я иду, как выражаются в Мидгарде, долиною смертной тени, вернее — по опустевшим улицам города, бывшего для нас с Тором родным. И если брат больше любил свой народ, я любил эти стены и площади, деревья и здания. Я предпочитал книги и одиночество буйному нескончаемому веселью. Теперь эти улицы обратились в мелкую звёздную пыль, из которой, быть может, когда-нибудь вырастет новое царство, но я до этого не доживу, даже если норны даруют мне долгий век Всеотцов.

Таков сон, наведённый земным чародеем, чтобы на время избавить меня от мук.

— Леви, возьми его и приподними, — слышу я голос Стрэнджа. — Питер, держи его шею и голову ровно. Сейчас ты увидишь, что нам надо исправить.

Моё тело будто погружается в Горнило Душ: я был там однажды. Стрэндж водит руками вдоль сияющих линий, не прикасаясь к ним. Прикасаться — задача Питера, и он вполне с ней справляется, если учесть его молчаливую сосредоточенность. Я уж грешным делом подумал, что всё будет сопровождаться возгласами типа: «Ой, обалдеть!!! Мистер доктор, а эту хрень куда? А вон та светящаяся фигня — это его позвоночник?..»

Но я слышу песню, доносящуюся издалека, и поёт её моя мать Фригга.

Закончив свою работу, они оставляют меня на Плаще Левитации. Артефакт, кажется, недоволен, он морщится складками и шелестит, неприятно щекочет мне шею, но не смеет ослушаться Стрэнджа.

— Почему Локи остался жив? — полушёпотом спрашивает Питер. — То есть как он выжил в пространстве?

— Потому что он — Локи, другого ответа нет.

— Да ну, — удивляется Питер. — Думал, вы знаете всё на свете про всех.

Стрэндж тяжело вздыхает.

— Мои знания книжные, а дар ясновидения весьма ограничен: я не успел развить его в нужной степени. Будь я настоящим провидцем, разве мы были бы здесь сейчас? В компании бога Обмана.

Ну вот, опять!.. Сколько можно? Я — бог Озорства, да и то — без особенно жутких последствий. Хоть я и принял посильное участие в организации Рагнарёка, он — вовсе не на моей совести. Отец, кстати сказать, всё это предвидел. Говоря «отец», я всегда имею в виду Одина, потому что Лафей… это просто Лафей.

— Я без надобности не заглядываю на тысячу лет назад, — продолжает Стрэндж, — Личность Локи мало меня интересовала. Его нападение было отбито, когда я ещё работал в больнице. Потом он содержался в Асгарде под строгим надзором и пределов своего мира надолго не покидал. Играть с артефактами ему не позволяли, а значит, он не был опасен.

Я чуть не зарычал! Что за «игра с артефактами», будто я — дитя малое?.. Да в моём распоряжении некоторое время назад была ВСЯ сокровищница королевства, и НИЧЕГО из неё не пропало. Ну, почти ничего, в итоге. Суровые времена требуют суровых мер.

— Его мать — асгардская богиня Смерти, — равнодушно выдаёт Стрэндж.

— Круто! — восхищается Питер. — А отец?..

— Лафей, повелитель йотунов. Хела могла заключить с ним союз против своего отца, тогда военные и политические союзы скрепляли узами родства. Один не отдал дочь замуж в Йотунхейм: в этом случае падение Асгарда стало бы неизбежным. Её изловили и при помощи магии заточили в Хель, собственное её царство. Родители Локи не знали, что он жив и воспитывается при дворе Одина как младший сын правителя.

— Сын богини Смерти, внук Одина? — уточняет Питер. — Поэтому он не мог умереть?

Стрэндж, судя по голосу, улыбается:

— Я тебе рассказал сказку на ночь, не более. Ты — отличный ассистент, Питер. Иди, отдыхай. А я сменю Тони на капитанском мостике, чтобы он мог немного поспать. Для Локи мы сделали всё, что могли.

До утра я ворочался, проверяя, как работают мышцы, суставы и позвоночник. Поворачивался аккуратно, соединяя свои нехитрые действия с магией. Даже если Стрэндж учует, что тут такого? Я должен обрести полную власть над телом и голосом. Кстати, про голос: конечно, шёпот и хрип не идеал, и горло болит, но меня слышно. Что-то давит грудь и стесняет дыхание, может быть, это нервное.

«Сказка на ночь» произвела впечатление, хотя, скорее всего — чушь. Стрэндж мог вычитать легенду о моём рождении в одной из древних книг или уловить информацию из другого измерения, где Хела была моей матерью, дочерью или братом-близнецом. И однако, когда мы с Тором минуты полторы созерцали Хелу во всём её великолепии, у меня было ощущение, будто я стою перед зеркалом. В мидгардских сказаниях повелительница Хельхейма — моя дочь. Поди теперь разберись! Не стану даже пытаться.

Знаю одно: моя главная суперспособность — выживать. Везде, всегда, при любых обстоятельствах. Говорят, я обманул Тора, использовав иллюзорного двойника в поединке с Проклятым. Наглая ложь! Я просто знаю, где моё тело можно пронзить мечом, не повредив ничего важного. Это не значит, что я не испытывал боли: от неё чуть не умер по-настоящему. Но, с другой стороны, какой у меня оставался выбор? Возвращаться в темницу?.. Чуть более просторную и с видом на море, потому что я помог убрать из дворца Эфир? Я предпочёл править под видом Всеотца, отправив его самого в Мидгард на заслуженный отдых, и кому от этого сделалось хуже? Все были довольны, пока не явился Тор. Ладно, теперь уже нечего нам с ним делить.

Между прочим, если я — сын Хелы, то внуков обычно любят больше детей и балуют неумеренно. Я имел право на свой уголок в сердце Одина. Законное право!

* * *

Первым на моё «воскрешение» явился, разумеется, Старк:

— «И вот, на третий день…» — декламирует он, расхаживая передо мной. — Или как долго ты там лежал без памяти?

Я хорошо всё помню, но говорить подобные вещи рано. Сколько интересного можно узнать, притворяясь бессмысленным овощем!

Старк между тем меняет сарказм на милость.

— Как чувствуешь себя, Олень? Болит что-нибудь?

Изображаю оскорблённую гордость, хотя вопрос хороший: в нём слышен оттенок заботы, которой я не избалован.

— Как насчёт приветствия, Старк? У вас на борту особа королевской крови.

Он смеётся.

— Будем выпендриваться, как говорит Паучок? Значит, здоров. Докторам спасибо сказал?.. Судя по всему, нет. Королевская кровь, надо же. А я думал, немного костей и мяса из космической морозилки.

Хочется не сходя с места наказать за дерзость, но тут вспоминаю слова Стрэнджа: «Твоя была идея спасать».

— Ты вытащил меня?

Старк морщится.

— Пришлось. Мои спутники не могли выйти на улицу. У одного одежда неподходящая, у другого — возраст, а мой костюм выдерживает в Космосе пару минут. Так, что это ты уставился?.. Не вздумай благодарить.

— Зачем же пришёл? Поиздеваться? Узреть мою беспомощность?

— Спасибо, уже нагляделся на твою синюшную физиономию, а с беспомощностью, надеюсь, покончено. Пришёл зачитать права, как положено.

Я порылся в памяти, восстанавливая свои знания о Мидгарде и его обычаях.

— Права зачитывают преступникам, Старк, я — жертва пиратского нападения и покушения на убийство. Таносу и его «детям» права зачитывать будешь, если захочешь.

— Не захочу. Ладно, Олень, не придирайся к словам. Я имел в виду только то, что и сам ты вполне способен напасть. Запомни перво-наперво: тронешь парня — убью. Со Стрэнджем можешь вести себя как угодно, он в состоянии себя защитить, и если рога тебе не обломает, то спесь точно собьёт. Хотя нет, причинишь ему вред — тоже убью. Столько раз, сколько потребуется.

Меня одолевает смех. Или — бешенство?

— Как же вы все предсказуемы! Запишись в очередь, но ждать долго придётся, она О-О-ОЧЕНЬ длинная!!!

— Браво, прорезался голос! Стивен сказал, тебе надо поднять давление и чтобы ты поорал немного, но желательно обойтись без пыток. У меня получилось?.. Боюсь, наша первая встреча была не совсем удачной, вторая подавно. Будем знакомиться заново. Ты — Локи, бог Лжи и Коварства, принц Асгарда, брат Тора, сын Одина. А я — просто Тони, землянин. Так подойдёт? Извини, руку тебе подам только после того, как вместе завалим Таноса. Ну?..

Старк лучезарно улыбается и подмигивает. У этого человека нечеловеческое обаяние.

— Тони, землянин, — повторяю я. — Больно ты быстрый. Уверен, что я хочу воевать?

— Уверен, что ты желаешь мести за свой народ, Хеймдалля и брата.

— Мой народ всегда мало меня интересовал. Хеймдалля я не любил никогда, не сложились у нас отношения. Что до брата, Тор жив.

Старк резко подаётся ближе.

— Откуда знаешь?

— Знаю. Не в смысле «мне хотелось бы верить». У нас особая связь: назови это родством, магией, ненавистью или любовью — мне всё равно.

— Хорошо, если представить, что Тор жив, — Старк забавно потирает переносицу как человек, который привык носить очки, — чем он может быть занят теперь?

— Выковывает оружие, способное поразить Таноса, — отвечаю я без сомнения. — Такое — одно во Вселенной. И он очень скорбит обо мне.

— Ты уверен, что Тор жив, а он считает тебя погибшим?

Я улыбаюсь.

— Именно, мой брат менее чувствителен к таким вещам. Ну, ты видел Тора.

— Видел. Может, пошлёшь ему весточку? Магическую какую-нибудь SMS там, чтобы не убивался. Мол, жив, скучаю, скоро увидимся?

— Ни в коем случае! Горе делает его намного сильнее, а нам нужна его сила.

Старк приподнимает брови.

— Нам? Я не ослышался? Будешь драться?

— Буду, но не за тебя.

Мы помолчали немного.

— Знаешь, Олень… мне привычнее называть тебя так. Если у нас всё получится, люди, возможно, не будут поминать тебе прошлое. Забыть — не забудут, но напоминать не станут.

Вот это он зря сказал!

— Я не нуждаюсь в вашем прощении, Старк, или в частичном забвении грехов, как ты выразился. Я, на минуточку, бог, все мои действия правильны. Просто ваши крошечные умы, привязанные к убогой недолговечной жизни… Э, да с кем я говорю.

Взгляд Старка не меняется.

— Ты всё же подумай, Олень, — он даже похлопал меня по руке.

— Локи. Меня зовут Локи!

Конечно, я лгал, говоря, что асгардский народ мне не нужен и не интересен, что я не готов его защищать. Надо же было сохранить перед Старком лицо злодея. В общем, каким меня привыкли видеть, такого Локи я вам и покажу. Советую это учесть при общении со мной. На самом деле я не злой. Нет, ну всё, конечно, бывает! Я намного умнее Тора, однако ему не раз удавалось довести меня до безумия. Вообще вся эта борьба за власть и любовь родителя…

Я уснул, и привиделся мне Отец. Он сидел на мшистом камне возле обрыва, где мы с братом в последний раз видели его. Перед ним расстилалось море, на нём было не царское облачение, а простая мидгардская одежда.

— Недоволен мной, сын? — спросил Один, не оборачиваясь.

— Нет, отец.

— Но ты думаешь обо мне. Хочешь спросить что-нибудь?

Не хочу. Не хочу даже знать, кто мои настоящие родители. Один был мне отцом, а его жена Фригга — матерью. Я провожал глазами её погребальную лодку, уплывающую за горизонт, и не плакал до тех пор, пока мог её видеть. В день похорон меня выпустили из темницы и разрешили подняться на башню, взяв с меня слово, что не сбегу. Я не сбежал: меня вызволил брат.

— Помоги Тору, отец, — попросил я, — ему ты сейчас нужнее.

Один вздохнул и повернулся ко мне лицом.

— Зачем? Вы оба сильнее и умнее меня. Иначе в детях не было бы никакого смысла. Я растил Тора воином и защитником Девяти Миров, тебя — будущим царём Асгарда.

Я не верил своим ушам, хотя сознавал, что всё это — сон. Но среди моего народа к снам всегда относились серьёзно.

— Меня?.. Почему же ты не сказал? Зачем пытался короновать Тора? Ты растил нас не на правде, а на легендах о прошлом. Тор видел росписи на потолке тронного зала — те, что были прежде. Кто жил раньше на наших землях? Сколько народов ты покорил огнём и мечом? Что осталось от них? Ничего, даже памяти. И не прикрывайся безумием Хелы: она была ТВОЕЙ дочерью, ты сделал её такой.

На губах Одина появилось нечто вроде улыбки.

— Я придумал красивую сказку для моих сыновей и народа. Возможно, хотел усыпить своё чувство вины. Моя правда, Локи, была кровавой и страшной, а для детей всегда хочется лучшего. Ищи и найди свою истину. Если однажды Тор оставит тебе корону, сочтя её слишком обременительной для себя, правь милосердно и справедливо.

— Я обещаю, отец.

Чья-то рука осторожно трясёт меня за плечо.

— Мистер Локи! Вы спите, или вам снова плохо? Мне поручили приглядеть за вами пока.

Это, конечно, Питер.

— Добрый день, Питер Паркер.

Его смешное мальчишечье лицо расцветает улыбкой.

— Ужасно рад слышать ваш голос! Правда. Вам лучше?

— Намного.

— Доктор велел вам поесть, и я пожарил омлет. Вообще-то я не очень умею готовить, но мистер Старк по омлетам специалист. Он объяснил, что и как.

Скажи, по чему не специалист крутой «мистер Старк»?.. Буду рад это услышать.

— Вы не стесняйтесь, на корабле полно всякой еды, — говорит Питер, расставляя на шатком металлическом столике посуду, — Этот инопланетный колдун, которого мы выкинули наружу, собрал на Земле пробы воды и почвы, растительного и животного мира. Теперь нас кормит и снабжает воздухом его лаборатория. Вы ведь едите земную пищу? Доктор сказал, от земного пива асгардцев за уши не оттащишь, но его на корабле не оказалось. Эх, мистер Локи, я бы сейчас колы выпил, но этого у нас тоже нет!

— Не «мистер», просто Локи.

Иногда богам следует быть снисходительными.

Питер довольно ловко управляется с кружками и тарелками. Посуда «детей Таноса» выглядит ещё хуже мидгардской — никаких украшений и выдумки, простые голые формы. Омлет пережарен и вкусовыми качествами не отличается, но я голоден.

Питер ставит свою тарелку рядом.

— Можно я с вами поем? Одному в лаборатории жутковато.

— А эти, — я киваю головой в сторону, где должен быть расположен отсек управления, — они едят что-нибудь?

— Мало, — Питер старается подцепить на ложку кусок омлета. — Хотите вилку? Вилкой удобнее. Тут их не было, мистер Старк сделал из какой-то фигни, укоротив зубья. Не знаю, для чего она предназначалась, но мы с доктором хорошо всё помыли.

— Питер, тебе бы хотелось вернуться домой?

Ложка замирает в его руке, кусок пережаренной яичницы (не могу назвать это омлетом, хоть убейте) соскальзывает обратно в тарелку.

— Спрашиваете! — говорит он почти укоризненно. — Разумеется, да. Только это вряд ли возможно. Разве что мистер Старк придумает что-нибудь.

Так, если он ещё раз скажет «мистер Старк», я запущу поднос в стену.

— А кем ты ему приходишься? — невпопад спрашиваю я.

— Кому?

— Тони Старку.

Питер пожимает плечами.

— Никем. Доктор Стрэндж называет меня «стажёр», наверное, так и есть. Мистер Старк нашёл меня, когда… Не знаю, нужно ли рассказывать вам эту историю: он не любит, если её вспоминают. Вообще-то я жил с тётей Мэй в Квинсе. Квинс — это…

— Да, ты говорил. А родители? Помнишь их?

— Нет, — Питер вздыхает. — Мистер Старк помогает мне, но я не один такой. Есть ещё, например, Харли, он — молодой механик, очень талантливый. Да вы ешьте, остынет же!

У меня нет аргументов против остывающего омлета.

— Спасибо, Питер. Невероятно вкусно.

— Вот ещё, — он протягивает мне небольшое устройство на ладони, — плеер и наушники, это чтоб слушать музыку. Земную, вашей не запаслись, откуда нам было знать, что вас встретим!

* * *

Стивен Стрэндж заходит, слегка наклоняясь, точно для него низковат потолок, словно это — какая-то хоббитская нора. Да, я читал самые знаменитые мидгардские книги: Коран, Библию, Камасутру и «Властелина колец».

Стрэндж останавливается возле стены, прислонившись к ней спиной и скрестив на груди руки. Пафоснее не придумаешь! Интересно, он станет соблазнять меня приключениями в Туманных горах или просто попробует договориться?.. Мне надо сказать что-то первым и хоть немного подпортить картину.

Например, так:

— Кто такой Питер Паркер?

Стрэндж усмехается.

— Не представлял, что это — первое, о чём ты спросишь. Земной мальчик, сирота. Для Тони Старка он вроде приёмного сына, так что не вздумай манипулировать им или…

Я энергично киваю. Боже, какая радость — подвижность шеи!

— Меня Старк уже предупредил о последствиях нападения на любого из вас. Думал, ты не придёшь, чтобы избежать благодарности.

— Да, я не хотел.

— Почему передумал? Извини, не знаю, как тебя правильно называть: Хранитель Незрячего Глаза, Верховный Маг Захудалой Планеты? Как?..

Стрэндж сдвигает брови. Тони смутил меня немного, а к такому приёму я готов.

— У меня есть имя, — говорит он. — И оно тебе известно.

О, он тоже читал мидгардские книги. Вот неожиданность!

— Можешь звать меня «доктор», — добавляет он.

Я гляжу на его исчерченные шрамами руки и улыбаюсь чужой улыбкой.

— Боюсь, уже — нет.

Эту фразу я выловил из его ментального поля. Забавно.

Стивен Стрэндж усиливает защиту произнесённым про себя заклинанием.

— Не смей лезть мне в голову! Я тоже много чего могу.

Отступаю сразу как хороший боец. Мне сейчас вовсе не хочется узнать на своей шкуре, что конкретно он может. Позже, когда заварушка с Камнями закончится, — сколько угодно. Но не сейчас.

— Даю слово, чародей. Это была небольшая месть за «следственный эксперимент». Мог бы просто вернуть мне голос и расспросить обо всём. Не пришло на ум?

— Время, — коротко отвечает Стрэндж, — Я не знал, сколько его у нас осталось.

— Ты — хранитель Камня Времени!

— Хранитель, но не хозяин. Тут очень существенна разница.

Я встаю со своего места, потому что уже насиделся и належался. Отдохнул на пару столетий вперёд: иногда это нужно.

— Глаз Агамотто, который никогда не оказывается в случайных руках, — говорю почти нараспев, — и прочие артефакты, перечислять утомительно. Никогда не задумывался, Стивен Стрэндж, почему они выбрали тебя? Взять хоть твой Плащ Левитации. Магия выбирает человека, а не наоборот, тем более, в случае Верховного Мага. С давних времён боги приходят к смертным женщинам, чтобы зачать очередного героя или волшебника, как получится. Бог принимает облик мужа, и женщина не чувствует разницы, кроме всепоглощающего оргазма. Я так тоже могу, скажу больше, я это делал не раз. Ну, что ты посерел лицом?.. Думаешь, сейчас раскрою тебе объятия? Нет. Я не знаю, кто мои дети. Моим сыном или дочерью может быть кто угодно: ты, Тони Старк или даже ваш обаятельный Питер Паркер. Быть или не быть. Вечный вопрос, правда?..

Начинаю смеяться, но не так, как смеются люди, и замкнутое пространство корабля наполняется моим смехом.

— Прекрати, — Стрэндж подносит пальцы к седым вискам.

— Тебе плохо? Муторно? Некомфортно?.. Так ведь вы собираетесь с Таносом биться. С Таносом!

После ухода мага меня охватывает чувство, похожее на раскаяние.

Дорогой Дневник, я никогда никому этого не говорил, ты будешь первым: я сожалею.

Сожалею, что вёл себя отвратительно с человеком, вылечившим меня. Да, ему помогал Питер, но руководил операцией доктор Стрэндж. Я мог исцелиться сам, но не так быстро и не паря в безвоздушном пространстве. Если бы Старк и его компания не нашли и не подобрали меня, скорее всего, я бы просто погиб. Без вариантов.

Выходит, не прикончив Старка на башне, а Стрэнджа в Санктуме, я сохранил жизнь себе самому. Не намеренно и не потому, что я их пожалел. Так случилось, над этим есть повод задуматься.

И ещё. Стрэндж сказал, Питер — «вроде приёмного сына» Тони. Приёмный, как я. Найденный в ледяной пустыне. На таких условиях и я мог стать одним из «детей Тони Старка», есть же ещё в Мидгарде какой-то Харли. Или только Таносу позволено собирать по Вселенной созданий, потерявших родные миры, и нарекать их своими детьми?..

Прислушиваюсь к происходящему в отсеке управления и, кажется, слышу своё имя.

Стрэндж: Бесполезно. Локи — неисправимое зло, он — вроде Кольца Всевластия. Разрушает всё, к чему прикасается.

Старк: С чего ты решил?..

Стрэндж: Довольно поверхностного знакомства с его биографией.

Старк: Возможно, так используем эту его способность. Дело не в свойствах материала, Стивен, а в умении правильно его применить. Это я говорю тебе как механик. К тому же и у Локи есть свои достоинства.

Стрэндж: Не стану даже гадать, какие.

Йотун возьми, как обидно! Надо было всех их к чертям взорвать вместе с собой. Стрэндж прав, но он из милосердия не уточнил: вернее всего я разрушаю то, что мне дорого.

Свёл в могилу отца, стал невольной причиной гибели матери, неоднократно ссорился с братом. Мой дом и самую заветную мечту — Асгард — разрушил тоже я, правда, чужими руками. Пытался спасти свой народ, а в итоге спас половину. Надеюсь, Валькирии с уцелевшими беженцами удалось добраться до Мидгарда.

Тут действительно впору наложить на себя руки или, по крайней мере, совершенно их опустить. Впасть в бессознательный сон на пару-тройку столетий, и делайте там что хотите. Но я же безумен, рождён выживать на беду себе и другим!

Или — не совсем на беду?.. Как знать. Пожалуй, пора выходить на сцену, а то «экипаж» корабля может по мне заскучать.

Как наилучшим образом обставить моё появление на капитанском мостике?

Пожалуй, обойдусь без эффектов, учитывая то, что доктор владеет боевой магией, а у Старка масса разнообразных технических примочек. Ещё испугаются за своего младшего и размажут меня по стене раньше, чем успею что-либо сказать. Нет, не убьют насмерть, конечно, но зачем мне сейчас лишние потрясения?..

Кстати, Питеру Паркеру изначально ничего не грозило: он несколько раз заставил меня улыбнуться. Вернее, не заставлял, так вышло, и я этому рад. Улыбаюсь я редко, и в основном — когда мне больно. Людей почему-то пугает эта улыбка.

Да ладно! бояться меня? Я — истинный бог Неудачи! Планы рушатся у меня на глазах, и всё чаще вспоминается мидгардская поговорка об обманщике, который сам себя перехитрил. Временами я делал вид, что вступаю в сговор с врагами Асгарда. Ну, как объяснить?.. Просто был очень обижен на Одина. И потом: я вступал в сговор только затем, чтобы в решающий миг предать, нанести врагу неожиданный удар в спину. Я хотел быть героем, прославленным среди моего народа не меньше, чем Тор. Но потом выяснилось, что такая стратегия не работает. Преданность плохо уживается с предательством. Так я сделался «чёрной овцой» Асгарда, меня стали звать богом Лжи, хотя сомневаюсь, что могу всерьёз обмануть кого-то, кроме моего простодушного брата.

И даже Тор повзрослел за последнее время. Его «Лучше бы нам не встречаться» положило конец многолетней игре. Я понял, что могу потерять его и испугался. Его, единственного кроме матери, кто искренне любил меня. На любовь и прощение Одина рассчитывать уже не приходилось: отец ушёл за пределы этого мира навечно.

* * *

В отсеке управления удивительно тихо. Или — стало при моём появлении.

Жду, что кто-нибудь скажет: «Змей покинул нору!» Не сказали, ну что ж, продолжим.

Вытаскиваю наушники из ушей и отдаю плеер Питеру.

— Спасибо, славная музыка, некоторые песни даже запомнил.

Хочется спеть: «It’s a new life for me and I’m feeling good», — но это будет уже перебор.

— Пожалуйста, — откликается Питер.

— Как спалось? — буднично спрашивает Старк, словно я — гость в его доме.

— Отлично, но больше не хочу.

— Хорошо, перейдём сразу к делу, — Старк поворачивается ко мне, глядя в глаза. — Помогать нам будешь? И ещё вопрос: что ты знаешь о Таносе? Извини за прямоту, но вы с ним одно время как будто дружили, нет?..

— Сотрудничал — да, дружил — никогда. Захватив Землю, я предал бы его.

Стрэндж точно читает мысли:

— Будто бы это легко.

— Нет, доктор, мне НЕ было бы легко, но я очень способный! Помните, что сказал этот червяк Эбони Мо? «До сих пор никто не был столь силен и благороден, чтобы владеть сразу двумя Камнями Бесконечности!» Вы выкинули его в Космос? Очень правильно, потому что он был подлый лжец! Я владел Камнем Разума и Камнем Пространства. Если бы мне удалось создать своё королевство на Земле, я обратил бы их против Таноса.

Старк с вызовом вскидывает подбородок:

— Нам-то что за разница, ты или Танос? Ты помельче и на лицо приятнее, но суть одна.

Спасибо, я просто готов разрыдаться!

— Нет, Тони Старк, не одна, раз уж тебе интересно. Я — не маньяк, пытающийся извести половину живого во Вселенной, потому что, по мнению Таноса, жизнь может изжить себя. У него такой... как у вас называется навязчивая идея?

— Такой пунктик, — подсказывает Питер, — бзик.

— Да, у него такой бзик.

Старк со Стрэнджем переглядываются.

— Это безумие надо остановить, — решительно заявляет Старк. — Олень, ты согласен?

На этот раз я улыбаюсь менее дружелюбно.

— Если мой брат жив, ваш Танос — мертвец. Это так же верно, как то, что меня зовут Локи.

— Так, почему как Танос, так сразу — наш? — с явным неудовольствием интересуется Старк.

— Потому, что он на Земле или на её орбите. Вы его там не встречали?

— Его самого — нет, — отвечает Стрэндж, — только его приспешников, кои зовут себя «детьми Таноса». Уроды, каких поискать.

Я вполне готов с ним согласиться.

— Да. Компания малоприятная. Доктор, вас никто задушить не пытался?

— Мы отклонились от темы, — строго напоминает Старк, но всё же бросает беглый взгляд на шею доктора.

Мне настала пора выпрямиться во весь свой внушительный рост.

— Я вам не Мститель и не спаситель, этот гештальт закрыт. Эту миссию я уже выполнил, ни к чему хорошему она не привела. И всё же я сохранил кое-что.

Старк смотрит выжидающе, Стрэндж — напряжённо.

Поворачиваю правую руку ладонью вверх, и над ней возникает голубое сияние. Чувствую тяжесть Камня, хотя сам он ещё незрим.

— Офигеть! — шепчет Питер.

Тони Старк хмурится, будто увидел призрак неприятного прошлого:

— Тессеракт.

— Это — Камень Пространства, — уточняет Стрэндж. — Что же ты отдал Таносу?

— Подделку. Вернее, копию.

Стрэндж встряхивает головой, Плащ за его плечами шевелится.

— То есть что: у нас теперь два Камня Пространства?

Я смеюсь тихо и коротко, как это делают довольные собой боги.

— Нет, доктор, скорее уж, полтора. Мой Камень может прикинуться Камнем Пространства, а потом перестанет работать. Я столько корпел над ним, что даже жаль отдавать было. Пришлось сыграть на грани фола, создать реалистичную ситуацию и слегка обжечь Тора. Я знал, что он выживет.

— Зачем ты создал Камень? — спрашивает Старк.

Пожимаю плечами с видом полного легкомыслия.

— Забавлялся от нечего делать.

— Он врёт, — замечает вполголоса Стрэндж.

— Да, я создал его, предвидя, что рано или поздно за ним придут. В таких случаях неплохо иметь запасной вариант. Настоящий Камень постоянно носил при себе, невидимый и неощутимый. Увы, я не смог использовать его для защиты моего народа от Таноса: для пробуждения Камня Пространства нужно время и немалый запас энергии. Но даже если бы я замёрз в Космосе насмерть, вы увидели бы его как звезду на своём пути. Как яркую голубую звезду.

Стрэндж неприметно вздрагивает.

— Танос тоже смог бы найти его.

— Нет, не смог бы. Ты имеешь в виду, чародей, что заклятье рушится со смертью того, кто его наложил? Это было бы так, если бы действовал ты. Но я не просто волшебник, я — бог, мои возможности шире.

Старк подходит ближе, разглядывая сияние над моей рукой.

— Почему твой Камень Обмана приняла Перчатка?

Я усмехаюсь: тут-то как раз всё понятно.

— Перчатку создавали гномы, и вряд ли по доброй воле, а с Асгардом они всегда были в дружбе. Их маленькая месть Таносу.

— Камень Обмана, — повторяет Питер. — Значит, сейчас у Таноса только один настоящий?

— Воистину так. И если он учует, что ещё три спрятаны в Мидгарде... Ведь Камень Разума на Земле?

— Да, — подтверждает Старк, — его хранит моё создание. Долго объяснять, кто он такой. Можно сказать, он — один из моих детей.

Дети Старка против «детей Таноса», как раз думал об этом. Для разнообразия готов присоединиться к детям, потому что — какой из меня отец? Много лет я учился обману, теперь понемногу учусь доверять.

— Разворачиваемся и летим домой? — предлагает Старк, обращаясь ко всем. — Хорошо, что я на досуге освоил управление кораблём, ничего сложного. Что скажешь, док? А ты, Питер, как?.. Или хотел посмотреть Титан вместо школьной экскурсии?

Питер радостно улыбается. Стрэндж медлит с ответом.

— Можно создать портал, использовав Камень Пространства, — говорит он наконец.

Я — за портал, потому что не люблю долгие путешествия на корабле, у меня начинается морская... космическая болезнь. Да заодно и Таносу «позвоним» значительным колебанием энергии: вот где мы, поймай нас, отними камушки! Я буду не я, если он не заглотит наживку.

Дорогой воображаемый дневник! Сегодня я сделаю здесь последнюю запись. Не знаю, даже представить себе не могу, чем окончится эта война.

В моём сознании поселяются образы. Стивен Стрэндж — Время, исцеляющее раны. Тони Старк — пытливый человеческий Разум. И я — бесконечно меняющееся Пространство возможностей и вариантов. Какой же Камень подходит Питеру Паркеру? Хотя сомневаюсь, что ему вообще нужны подобные вещи. Ему — планета Земля, друзья, музыка и книги, ветер и солнце, свобода. Так будет, если мы победим.

Иногда я готов позавидовать людям, наполняющим свой недолгий век дружбой и радостью. А иногда мне хочется всех послать и свалить с Камнем Пространства в необозримую даль Вселенной. Но, как говорил наш отец Один, хочешь изменить результат — измени образ действия. И может быть, бог Неудачи станет кем-то другим?.. Время покажет.

@темы: Тексты, Фики, Битвы, фесты, Локи

---

Талантливый мистер Рипли (1999)

Красивое и жуткое кино на тему двойника, вольное прочтение романа Патриции Хайсмит.



*
Детектив, нуар. Очень стильное, красиво снятое кино.
Первое преступление непреднамеренно, а потом, заметая следы, герой делается одержимым. Он превращается в загнанного зверя, уничтожающего всё и всех на своём пути. Какое-то время ему везёт, потому что это - послевоенная Италия, бардак повсеместный, в том числе в полиции.

Самое обидное что, останься Том (Мэтт Даймон) собой, он очень скоро встретил бы того, кто полюбил и принял его таким, каков Том на самом деле. Но к моменту встречи с Питером (Джек Дэвенпорт) это был уже не прежний Том Реддл Рипли, а можно сказать готовый уже Волдеморт, расчленивший свою душу и сердце.
Убийство, предательство, ложь, воровство, вхождение в доверие, соблазнение... он использует всё. Не последняя роль в кошмарном перевоплощении принадлежит Дики (Джуд Лоу), он - не образец всего лучшего в человеке (мягко говоря), но одно дело - распутное поведение эгоцентричного нарцисса, совсем другое - жестокое убийство человека.

Том становится Дики, забирая себе его жизнь, и продолжает список смертных грехов как портрет Дориана Грея. Ждёт ли его расплата, мы не знаем. В конце концов, он - уже расплата себе самому.

@темы: В море соли и так до чёрта, Кино

---

ЗФБ - 2020

25.01.2020 в 12:49

Пишет  Ailuropoda Aprica:

Хроники ЗФБ-2020
Мы принесли тексты G-PG-13 о Тони и разнообразных его детках, искинах и прочих существах!
И у нас там очень много всякой милоты.
И не только милоты.

Приходите, читайте, комментируйте. За Визитку уже можно даже голосовать - в этом сообществе, мне будет очень приятно.

Ранее

Несмотря на всю жесть, которую дайри творит с дизайном, а значит и версткой и вообще всем (и не совсем понятно, что он сделает с кодом завтра), моя команда-таки пришла на 1 левел ЗФБ и выложила Визитку!

@темы: Avengers, Битвы, фесты

---

Фик помиру С. Кларк "Сердце эльфа, кровь Ворона" ч.2

Название: "Сердце эльфа, кровь Ворона" ч.2
Автор: Friday_on_my_mind
Размер: миди
Рейтинг: джен
Фандом: "Джонатан Стрейндж и мистер Норрелл", сказки Сюзанны Кларк ("Мистер Симонелли, или Эльф-вдовец","История о Джоне Аскглассе и углежоге из Кембрии"
Жанр: фэнтэзи, детектив )
Персонажи: Ричи Симонелли, Алессандро Симонелли, Король-Ворон, конь Пандемониум и некоторые другие.
Предупреждение: POV



В качестве иллюстраций - фотографии Марка Болана и Гэбриела Бирна (эльф)



Постепенно мы с Пандемониумом привыкли друг к другу, хотя, не исключаю, что тут есть заслуга моей сестры Лилии. Лилия – единственная из детей Симонелли, кого я называю не кузиной, а сестрой. Резвая десятилетняя девочка, она совсем не напоминает свою застенчивую мать. Говорят, она очень похожа на бабушку Гатеркоул, какой почтенная леди была в юности. У Лилии бледная кожа, медно-рыжие волосы и веснушки, её звонкий голос весь день звучит в доме или в саду.
Сад тёти Джейн создан и выращен её собственными руками – конечно, не без участия слуг, но почти без использования волшебства. В отличие от Изабеллы и Мирианны, старших жён Симонелли, Джейн нетребовательна и простодушна. Возможно, она скучает по Дербиширу, потому что её дом и сад с виду совсем такие же, как у матери.
Отличий немного: скажем, когда созревают плоды, яблони наклоняют ветки, если их хорошо попросить об этом. Лилия просила их дать ей яблок и угощала ими моего коня. Пандемониум благосклонно принял дары. Боюсь даже думать о том, чем кормил его прежний хозяин. Слышал я, будто в старые времена эльфы скармливали своим лошадям тела врагов, убитых на войне.
«Пандемонимум быстр и неутомим, - говорил Симонелли, поглаживая лоснящийся бок коня, - Он выглядит большим и тяжёлым, но пройдёт где угодно. Единственный недостаток: он умён и довольно пуглив. Почуяв беду, он может покинуть тебя»
Однако я решил испытать его мужество. А заодно – и своё, потому что дом предков, увиденный при луне, поселил в моём сердце тревогу.

*
Копыта коня погружались в зелёный болотный мох, деревья обильно поросли лишайниками и грибами. Те, что стояли поближе к дому, выглядели изломанными и скрученными, словно по ним прошла буря, оставив свой неизгладимый след.
Я сошёл на землю и привязал Пандемониума к осине. Конь не беспокоился, и это позволяло думать, что нам ничего не грозит. Но я ощущал присутствие существа, породу которого затруднялся определить.

- Покажись! – потребовал я, стараясь придать уверенность голосу, - Покажись, или я за уши выну тебя из болота!

Что-то, похожее на подгнивший пенёк, высунуло изо мха свою мерзкую голову. Его глаза были белыми как старый птичий помёт.

- Не думал я, - проскрипело это создание, - что сын Джона Каблука будет таким.

- Почему ты назвал меня сыном какого-то каблука? Я – родня Алессандро Симонелли, эльфийского князя и повелителя здешних мест.

- Симонелли - мне не повелитель, - ответил пенёк.

Он выпростал из-под земли узловатые руки, на которые поднял своё тело и довольно быстро направился к дому. Я поспешил за ним.

- Ты здесь живёшь? – спросил я.

- Конечно. Я охраняю дом, но ты можешь войти.

- Как тебя звать?

Он остановился, сел и упёр свои руки, служившие ногами, в бока.

- Вынь-Да-Положь – моё имя, сын Каблука. Я не боюсь ни сиятельных эльфов, ни ангелов, ни чертей. Мы были всегда и будем всегда, пока существует жизнь.

- Странное имя, - заметил я, - Ты сказал «мы», кого ты имеешь в виду?

- О, мы – целое племя, всех нас зовут одинаково. Мы поглощаем всё, что потеряно, молодой Симонелли… Хочешь, чтобы я звал тебя так? Странно, ведь эта семья погубила твою.

- Что ты знаешь об этом?

Вынь-Да-Положь хитро мигнул.

- Я ничего не скажу Ричарду Симонелли. Сыну Джона Каблука – может быть, если он даст или пообещает мне что-нибудь, в чём много магии. Злой или доброй – без разницы.

У меня было перо Короля-Ворона, но я не собирался его отдавать.

- Хорошо, я обещаю, только – в другой раз.

- Идёт!

Вынь-Да-Положь снова запрыгал передо мной.

- Мы жили здесь много лет, не в покое, но в здравии, пока ни явился Симонелли. С ним пришла смерть. Сперва умерла молодая хозяйка, потом – твой отец. Гость убил его, наслал роковое проклятие. Только так можно справиться с эльфом. Алессандро хотел захватить эти земли, но земля не приняла его. Видишь? Тут всё переломано.

- Ты это видел собственными глазами?

- Нет, - Вынь-Да-Положь шумно выдохнул, словно устав, и вновь опустил своё тело на мох, - Был тот, кто видел. Его звали Дандо. Ныне он обитает среди людей и выглядит как человек.

- Я бы хотел говорить с ним, где можно его отыскать?

- Дандо любил кабаки, в ближайшей деревне найди самый грязный. Скорее всего, он живёт там. Ты узнаешь его по двум дыркам в лице, их оставил ему твой отец. Хватай его сразу за волосы, чтобы не дать убежать. И не забудь: ты обещал мне награду.

Мы были уже возле дома. Я толкнул дверь, болтавшуюся на одной петле, и вошёл.
Потом стоял, прислонившись к стене, не в силах двинуться дальше. Хорошо, что Вынь-Да-Положь остался снаружи. Мне надо было перевести дыхание.

*
Дом моего отца походил на склеп, правда, я их никогда не видел, только читал о них поэмы.
Пол покрывал ковром толстый слой земли, высохших листьев и прочего лесного мусора, в лесу незаметного и поглощаемого Природой, но совершенно неуместного в доме. Паутина и пробравшиеся внутрь растения свисали с потолка, образуя изысканные кружева савана. Кружева, порядком истлевшие. Стены были тронуты плесенью. Даже необитаемое здание выглядело бы лучше, но - увы: некоторые окна были распахнуты, другие – побиты.
Я тщетно пытался вообразить, что за жизнь протекала тут до моего рождения. Что за существа населяли усадьбу Крах Всех Надежд? Никогда не назвал бы так своё место.

- Осторожнее, молодой хозяин! – проскрипел Вынь-Да-Положь, вспрыгнув на подоконник с завидной ловкостью, - Не поломайте ноги!

- Я осторожен. Выйди на двор и подожди там.

Медленно продвигаясь по дому, состоящему из анфилады комнат, я определил кухню, гостиную, несколько спален, библиотеку. Последняя не имела разбитых окон, поэтому сохранилась наиболее чистой. Книги на полках, насколько можно было прочесть названия на корешках, отражали очень разнообразные увлечения хозяев. Больше всего было изданий по истории, медицине и магии. Да, не один волшебник из христианского мира отдал бы многое за эти сокровища, здесь же они пылились без дела. Люди считают, будто эльфам руководства по магии не нужны и не интересны. Владелец этого собрания мог бы с ними поспорить. Книги, однако, относились к минувшим векам, были и рукописные. На верхних полках громоздились небрежно свёрнутые кожи, папирус.
Наверное, стоило позвать сюда дядю: он любит старые тексты. От этой мысли я внезапно похолодел. Он был тут и не взял ничего с книжных полок. Он взял ребёнка – и всё.

В то, о чём говорил Вынь-Да-Положь я не собирался уверовать всей душой, покуда ни получу доказательств.
Зачем Симонелли было убивать моего отца, если он не собирался захватить его дом и земли? Это – самая частая и, пожалуй, единственная серьёзная причина смертоубийства среди эльфийских князей.
Самозваный «сторож» дома поведал, будто «земля не приняла» власть Алессандро. Это – бред простолюдина: любой, в ком течёт кровь древних владык, с этим запросто справится, если захочет. Соперничество из-за женщины тоже маловероятно: дядя как-то упоминал, что познакомился с моим отцом в ночь моего рождения и смерти моей бедной матери. У этой вражды я не видел причин. Если, правда – всё, что я слышал о моём покойном родителе, у полукровки Симонелли, не владевшего в то время никакой магией, не было шансов выжить в поединке с ним. Разве, что - нанести неожиданно ловкий удар, но на коварство дядя Алессандро точно уж неспособен. Он защищал свою жизнь? Не могу представить, на что сдалась его хрупкая и недолгая жизнь древнему эльфу, видевшему гибель Атлантиды и зарождение христианства.

Я вернулся спальню, где, должно быть, появился на свет. Ветер, ворвавшись в разбитые окна, разметал на полу листья. Под ногами блеснуло что-то, похожее на пуговицы или монеты. Обнажился расшитый золотом коврик, невероятно грязный и старый. Мне сделалось не по себе. Если в библиотеке я вспоминал о волшебниках, то в прочих комнатах – о бедняках христианских земель. Однажды я хотел отдать драгоценную пряжку со шляпы нищенке, чтобы она продала её и купила себе еду. «Не делай этого, - строго сказал Горацио Артур, - Бедная женщина не может иметь таких вещей, её обвинят в воровстве и повесят»

*
Тётушка Китти назначила встречу во внутреннем дворике своего мавританского дворца. Он выложен мозаичной плиткой и устлан коврами, по которым ходят павлины и венценосные журавли. Китти любит необычную для женщин одежду. В этот раз на ней была просторная рубашка с кружевным воротом, восточные шаровары и сапоги с серебряными шпорами. Вместо пояса вокруг тётушки был накручен длинный шарф ярко-алого цвета. Сама Китти назвала это пиратским нарядом.

- Ричи! – закричала она, прижимая меня к груди, - Я уже три раза посылал за тобой: синицу, ястреба и сову. Где ты пропадал? Мне срочно надо поговорить!

Обычно её разговоры касались планов новых спектаклей, которые она устраивала у себя с неизменным успехом и блеском.

- Ричи, дядя любит тебя, уговори его. Сделай так, чтобы он передумал, - взгляд Китти сделался умоляющим, - Я всё решила, я уже распределила роли, наметила рисунки декораций, чтобы мы могли при помощи магии…

Я не понимал, о чём - она. С Китти такое бывало: она придумывала спектакль и воображала, будто все уже знают о нём. Некоторые из моих тётушек, их детей и слуг получали свои роли в день премьеры. «Ничего,- говорила в таких случаях Китти, - Слов там мало»
Ничто не могло смутить её или остановить, разве что – наводнение и пожар в собственном доме, но подобных неожиданностей в Стране Фей не происходит.

- Какой спектакль, тётушка? – спросил я.

- Ах, да! Я тебе собиралась сказать, что мы репетируем «Гамлета». Помнишь, как славно мы отыграли «Сон в летнюю ночь»? Шекспир – это гений, он точно побывал в Стране Фей, ты как думаешь, Ричи? И все эти герои, они же – отсюда!

На лице Китти расцвела улыбка, её глаза заблестели, а щёки порозовели. Она забыла, что минуту назад пребывала в ярости и отчаянии.

- Королеву может сыграть сестра Изабелла: у неё гордая походка. Гамлета – мой старший сын Ахилл, он самый красивый, хотя и не совсем взрослый. Офелию – дочь Изабеллы Олимпия. Девушка не умеет играть, но там играть нечего, будет ходить, помахивая букетом. Ты, Ричи, будешь Горацио, потому что у тебя глаза добрые. Лаэрт или Фортинбрасс – твой брат Горацио Артур с его фигурой фехтовальщика.

- Тётушка, подождите! – взмолился я, - Не уверен, что Горацио Артур согласится.

- Да? А в прошлый раз мы его уговорили. Если ты или Джейн возьмётесь за него, долго он не продержится.

- Хорошо, - согласился я, - Однако, я только что слышал, что спектакль – под угрозой?

Китти энергично тряхнула кудрями и поправила пояс.

- Вот, именно. Алессандро отказывается играть Короля. Я допускаю, что Клавдий – злодейская роль, но нам не обойтись без него! Призрака могу изобразить я, спрятавшись за занавеской. Ты ведь знаешь, как это делают в театре теней? Чудовищ и призраков. Остальные роли исполнят слуги. Почему в Лондоне на Друри-Лейн играют Шекспира, а мы не можем?

Тётушка была решительно против магии при подготовке спектаклей, всё должно было быть настоящим. Магия применялась лишь для создания иллюзии пейзажа на заднем плане: дикие горные пики, морской простор, средневековые замки и прочее.

- Ричи, каким видишь ты Призрак Отца?

Я вздрогнул.

- Никаким. Я его не вижу.

Китти вздохнула разочаровано.

- Вот! В нашей семье очень плохо с воображением. Почему всё решать должна я одна? Даже мои сыновья, хоть родились с разницей в пять минут, тратят время на ссоры, вместо того, чтобы…

- Тётушка! – не удержался я, - Зачем же вы назвали их Ахиллом и Гектором?!

Китти сердито на меня поглядела. Она совсем не выносила насмешек и критики.

- Ричи, я позвала тебя, чтобы ты выяснил, почему Алессандро отказывается играть.

- Спросите у него сами, он вам – муж.

Китти нетерпеливо замахала руками.

- Спрашивала уже! Он объяснил, что ему не нравится сюжет, что всё слишком мрачно. Ты читал эту пьесу? Там Король убивает брата и занимает его престол, а сын убитого… Эй, напрасно я говорю: «Гамлета» знают все в Стране Фей, это – здешний сюжет с изменёнными именами.

- Да, я знаю сюжет, и не возьмусь уговаривать дядю.

- Почему?

- «Раз королю не интересна пьеса, нет для него в ней, значит, интереса»

- Ах, Ричи, - Китти сокрушённо потупилась, - Что же нам играть?..

*
Сперва хотел позвать Горацио Артура на поиски Дандо: вместе мы наверняка изловили бы эту тварь, потом я передумал. Есть дела, которые надо совершать одному.
В конце концов, история гибели моих родителей никак не связана с семьёй Паддифер. Кроме того, внешность моего любимого брата (рысьи глаза, слишком аккуратная для деревни одежда, почти всегда - при оружии) часто вызывает тревогу даже у тех, кому незачем прятаться и убегать.
Осенние мокрые сумерки – самое время ходить по кабакам, благо, их немного на землях прихода Всех Надежд. Ещё меньше – тех, где сдают комнаты в наём, ведь Вынь-Да-Положь сказал, что бывший слуга моего отца не «заходит туда», а именно там обитает.

В дороге я размышлял, кем может быть этот Дандо. Из того, кто он есть, следовало то, как подобает мне с ним говорить. Если он выглядит как человек и был особо приближён к господину, значит, он не может быть простым лесным или домовым эльфом. Скорее всего, Дандо возвысился из среды эльфийских солдат-наёмников, продающих свои услуги властителям Страны Фей. Он вполне мог оказаться хитрым, коварным и сильным. Если только жизнь в этом гиблом месте не поглотила и не развратила его окончательно.
Вдовая хозяйка заведения «Ветка Ясеня» ничего не знала о постояльце с таким именем или делала вид, что не знает. Зато, конюх, которому я сунул в руку монету, выразительно показал глазами вверх: «Там, на чердаке его комната»

Я поднялся по скрипучей лестнице, ещё раз проверив отсутствие защитных чар и амулетов на теле: уроженец Страны Фей, кем бы он ни был, почувствует это сразу. Мне нужно было расположить или подкупить его, но для начала – просто быть честным.
Дверь в каморку на чердаке приоткрылась после первого стука. В образовавшуюся щель высунулась голова, порытая висящими ниже плеч сальными волосами чёрного цвета. Возможно, они почернели от грязи. Под ними угадывалось лицо с длинным носом, прочие черты было не разглядеть.

- Ты – Дандо? – спросил я, на всякий случай, хотя уже был уверен.

- Можно сказать так, - ответил он, - Проходи.

Дверь открылась, и я увидел сгорбленную фигуру в лохмотьях. Он выглядел как настоящий бродяга, изгнанный из Страны Фей и скрывающийся попутно от британского правосудия. Но я не собирался хватать его за волосы: вряд ли я смог бы заставить себя к ним прикоснуться. Коморка, между тем, казалась довольно чистой, в ней не было ничего лишнего, только – окно, кровать, связка книг и дорожный сундук. На одной стене висело пыльное зеркало, к другой был приколот булавкой выцветший акварельный портрет мужчины с властным профилем.

- Я – сын твоего господина Джона Каблука и его жены, скончавшейся при родах. Имя, которое я ношу теперь – Риккардо Симонелли.

- Нет, - возразил Дандо, - Тебя зовут Том Уголёк-В-Печи, этим именем нарёк тебя отец сразу после рождения.

- Ладно, - согласился я, - Можешь звать меня так, если хочешь. Ты был рядом с моим отцом, когда его настигла смерть. Так говорят. Расскажешь, как это случилось?

- Расскажу, если ты отведешь меня вниз и поставишь выпить.

Мы спустились в то странное место, что обычно именуют «общим залом». Хозяйка поставила перед Дандо пинту эля (я за неё заплатил), но он едва прикоснулся к кружке. Он сидел, навалившись на стол и сцепив перед собой узловатые пальцы. Его руки, крупные и грязные как всё остальное, казались частью другого существа. Я смотрел на них, избегая глядеть в лицо, потому что опасался увидеть раны, про которые говорил Вынь-Да-Положь. Сперва я подумал, что бывший хозяин лишил его зрения, но «сторож дома» не утверждал, будто Дандо слеп.
Я чувствовал на себе его пристальный взгляд, и за спутанными волосами поблескивали глаза.
Дандо совсем не пытался бежать: это я был близок к тому, чтобы, махнув рукой на все поиски истины, устремиться прочь.

*
Дидона Паддифер сделалась бледной как молоко, которым меня вскормила.
- Зачем тебе знать это, Ричи? Прошло столько лет в покое и радости. Зачем вспоминать этот ужас.
Горацио Артур отвлёкся от сундука, в который бережно укладывал вещи, думая, должно быть, о своём скором вступлении в ряды королевской армии. Последнее время я редко видел такой покой и радость у него на лице.
- Матушка, вы должны рассказать, - поддержал меня брат, - Это касается его отца, каким бы он ни был.
Я сел рядом с Дидоной и взял её за руку. Обычно это действовало на людей, располагая их к откровенности.
- Старый слуга сказал, Алессандро Симонелли убил моего отца, применив проклятие. Это так?
Дидона кивнула и приложила к глазам платок.
- Симонелли выкрал меня из усадьбы Крах Всех Надежд, там я кормила тебя, - сбивчиво начала она, - Мы бежали лесом и влезли на дерево. И когда он настиг нас, господин Алессандро сделал жест над его головой. Я такого кошмара вовек не видала, Ричи! Долго опомниться не могла, всё чудилось разное. Чуть молоко не пропало, но рядом были мой муж и сынок, а потом Симонелли привёз тебя. Он будет сердиться: не велел тебе говорить.
- Матушка, будет вам – плакать, - заметил из своего угла Горацио Артур, - Всем известно, что эльфы правды не скажут. А если скажут, оденут в такие одежды, что попробуй её разгляди.
Выходило, что Симонелли уже тогда владел магией настолько, чтобы нанести смертельный удар. Значит, отец не ждал этого и был перед ним… беззащитен?
- Если бы он не сделал этого, Ричи, - тихо произнесла Дидона, - нас ждала бы ужасная гибель.
- Говорил ли что-нибудь мой отец перед смертью?
- Да, - матушка Дидона нахмурилась, припоминая, - Он, кажется, сказал своему слуге, что у господина Алессандро - жестокое сердце эльфа.
Дышалось мне тяжело, и я не знал, что гнетёт меня больше: гибель отца, которой он, возможно, заслуживал, или – ложь человека, которому я верил.


*
- Дядя Алессандро, почему эльфы лгут?

Симонелли оторвал взгляд от листа бумаги, на котором делал записи. Мы сидели в его охотничьем домике за огромным дубовым столом. Дядя говорил, что уединённая атмосфера очень помогает работе.

- Почему ты так думаешь, Ричи?

- Мой брат Горацио Артур считает, будто вся жизнь эльфа есть ложь. Будто, им совсем нельзя верить.

Симонелли задумчиво отложил перо и ответил не сразу.

- Смотря по тому, что он называет ложью – иллюзии? Ими полна Страна Фей, она сама порождает их. Или, твой брат имеет в виду отношения между эльфами и людьми?

- Второе, по-моему.

-Да, эльфы лгут. Но – не больше людей. Встречал ли ты, Ричи, честного торговца, который продал бы в городе отрез полотна по той же цене, по которой купил его у ткачихи на сельской ярмарке?

Я неопределённо мотнул головой, поскольку лично не знал ни одного торговца и ни одной ткачихи. Кажется, льняными тканями торговал дед Симонелли – Джон Александр Симон.

- Нет, - ответил за меня дядя, - Такого торговца ты не увидишь, он разорился и умер от голода вместе с женой и детьми, поскольку не имел прибыли.

Теперь я примерно понял.

- Нет, это за обман не считается!

- В любом договоре есть скрытая сторона. Люди неосмотрительно заключают их, пытаясь получить нечто ценное и не отдать ничего ценного взамен. Так не бывает. Хотя, разумеется, были и есть ужасные случаи…

- Как – с Леди Поул, у которой чуть не отобрали полжизни?

- Конечно. К счастью, там всё разрешилось благополучно. Но не хотел бы вводить тебя в заблуждение, Ричи: иногда нам приходится изворачиваться. Например, чтобы не тревожить и не расстраивать близких. Правду замалчивают, храня в глубине сердца, где постепенно она его разрушает. Не все тайны приятны и романтичны, большинство из них – нет. Есть вещи, о которых не принято говорить.

- Как – о моих родителях?..

Симонелли поднялся на ноги и зевнул.

- Всё – в свой час, когда-нибудь расскажу тебе, что знаю, но знаю я мало. Теперь – за полночь, а я весь день работал над книгой. С твоего разрешения, отправляюсь спать.

*
Дандо говорил: «Симонелли не откроет тебе правды. Спроси у кормилицы, она всё видела. Если получится, что я солгал, забудь обо мне навсегда. Но если захочешь знать больше, приходи»
Что ещё может он мне рассказать?..

Я не встретил его во дворе, не нашёл в общем зале и поднялся в комнату. Внутри было светло, окно распахнуто настежь.
Перед зеркалом стоял стул, а на стуле сидел мужчина в белой рубашке. Рядом с ним на полу – прибор для умывания, полотенце и ножницы, в руке он держал бритву. Дощатый пол был усыпан обрезками чёрных волос, в углу валялась груда старой одежды.
Сидящий у зеркала повернулся ко мне вместе со стулом, и я увидел лицо древнего эльфа, прекрасное и ужасное одновременно. Было в нём что-то дисгармоничное, точно его составили из двух половин, соединив на скорую руку. Было в нём что-то от Повелителей Ада. Впрочем, возможно, я ошибался из-за внезапного потрясения: так не мог выглядеть жалкий слуга.

- Отец?

От страха я даже забыл его имя.

- Как странно и непривычно делать всё самому, - произнёс он, глядя на бритву в руке, - Но здесь, представляешь, нет приличной цирюльни. Моё зрение не так остро, как раньше. Как я выгляжу?

- Хорошо. Вы всё это время были в облике Дандо?

Он бросил бритву в таз для умывания.

- Разумеется, нет. Мне не хотелось смущать тебя, появившись внезапно. Кстати, как тебя звать? Он назвал тебя - Ричардом Симонелли? Что ж, остроумно. Можешь оставить себе это имя на память.

- А что стало с вашим слугой?

- Дандо?.. Его тупость почти привела меня к гибели. Он был глупцом, он вернулся за мной, и я воспользовался его телом, чтобы восстановить своё. Наверное, он любил меня, потому что отдал свою жизнь безропотно и покорно. Попробовал бы он возразить! - Джон Каблук ещё раз взглянул на своё отражение и засмеялся, - Хотя, признаюсь, быть Дандо – не самая приятная вещь.

В облике Дандо он мне нравился больше. В тёмных глазах моего отца сияла безумная весёлость, не свойственная живым: она не содержала ни капли тепла. Либо, я знал слишком мало эльфийских князей. В тех, которые мне встречались, была заметная часть человеческой крови. Мне надо было найти хоть какие-нибудь слова.

- Я рад, что вы…

- Что я жив? Да, я – тоже, - Джон Каблук резко поднялся со стула, - Я теперь не один, вместе мы его сокрушим.

- Кого?

- Симонелли и всех его отпрысков. Не хочу оставлять врагов за спиной. Ты ведь знаешь, он заслужил месть. Эльфу нельзя безнаказанно убивать подобных себе, по крайней мере, не так. Этот способ годится для полукровок и людей.

Его слова пробудили меня от кошмарного сна, во всяком случае – наполовину. Я стал способен думать.

- Постойте, отец! Но ведь если вы живы, Алессандро Симонелли нельзя обвинить в вашей смерти?

- Мой сын умён, - холодная сильная рука сжала моё плечо, - но не дальновиден.

*
Я всё ещё не мог отделаться от мысли, что сплю. Хотелось проснуться в доме тётушки Джейн и услышать пение птиц за окном.
Джон Каблук мерил шагами комнату, успевая попутно облачаться в одежду, более приличную прошлому веку. Хотя, в этих местах его могут счесть за эксцентричного иностранца: эльфов часто принимают за путешественников из-за моря. В определённом смысле, люди правы.

- Кто бы тебя ни вырастил, ты – мой сын, - он опять повернулся ко мне, - Кроме тебя, мне рассчитывать не на что. Я не в силах противостоять сразу всем. Эти христианские женщины и дети-полукровки вряд ли владеют сильной защитой, но их так много! Не хочу их мучить напрасно. Да, женщины отказали мне, когда я сватался к ним, но у них была на это причина, а дети и вовсе виноваты лишь тем, что их отец – Симонелли. Они не заслужили превращения в Мёртвое Дерево, ты согласен? Вот, возьми.

Отец протянул мне мешочек из кожи, похожий на старинный кошель.

- Что – это?..

- Сильный яд. Не бойся, его можно трогать. Он становится смертоносным лишь в соприкосновении с огнём. Изобретение одного алхимика, приправленное магией. Щепотку бросают в очаг, это будет похоже на пыль или золу. Но вечером станут готовить ужин и разведут огонь. Они сами навлекут на себя погибель, ведь вечерами во всех домах – ужин!

Я стоял, держа в руке кошель с отравой. Первым побуждением было бросить его на пол и покинуть комнату, забыв навсегда о моём отце. Однако…

Видя моё колебание, Джон Каблук истолковал его по-своему:

- Если тебе нравится кто-то из жён или дочерей Симонелли, можешь её усыпить и вынести из дома. Мне его жёны и дочери не нужны, они слишком долго жили с предателем. Найду себе в этих местах девушку поспокойнее.

- Да, понятно.

- Я надеялся, нет - я знал, что ты поддержишь меня. Думаю, тебе не терпится стать владельцем имения Крах Всех Надежд? Готов его подарить: мне оно уже не принесёт прежней радости. Для меня будет довольно Пустого Сердца.

Конечно: имение Симонелли больше и лучше благоустроено. Это – не дом на болоте, который граничит с…

- Но Крах Всех Надежд – по соседству с владениями Повелителей Ада!

- Ну, и что? – отец равнодушно пожал плечами, - Они не затащат тебя туда, пока ты не умер. Я заключил с ними договор, и не хочу показываться на глаза. Видишь ли, воскрешение тоже чего-то стоит, а Дандо для них недостаточно.

- Сколько ты пробыл в аду?

Джон Каблук замедлил шаг и махнул рукой, будто отгоняя призрак.

- Это неважно! Скоро я с ним совсем рассчитаюсь. Ты, мой сын, насыплешь яду в очаг каждого дома, но сделаешь это в тот день, когда Симонелли охотится. Потом ты устроишь нам встречу. Думаю, кузен будет рад меня видеть. Ты что-то бледен, Том. Да, я понимаю, для тебя это всё так неожиданно! Ты не голоден? Здесь подают баранье рагу, но это – лучше, чем ничего.

Поглядев в угол комнаты, где лежали лохмотья Дандо, я внезапно вспомнил странную вещь. Подруга матушки Дидоны Мардж Холинсклот говорила, будто перед самой смертью мистера Паддифера к нему подходил «невероятно грязный, волосами обросший нищий» Эльфийское проклятие может не оставлять следов, если эльф того пожелает: он – господин своей магии.
Сколько раз и зачем принимал мой отец образ бродяги?

*
На рассвете меня разбудил тихий стук в дверь и голос кузины Лилии:

- Ричи, ты ещё спишь? Мы обещали бабушке Гатеркоул навестить Апперстон-Хаус!

- Скажи, чтобы седлали Пандемониума, - ответил я, - Ты ведь не побоишься ехать на нём?

- С тобой? Нет, конечно!

Лилия пискнула от радости, и её туфельки застучали вниз по лестнице.

После завтрака и небольшой прогулки по лесу к нам присоединилась кузина Олимпия верхом на крапчатой лошади. Чтобы не вызывать удивления христиан нарядами Страны Фей, она была одета в лиловую амазонку. Маленький берет с пером цапли украшал её темноволосую голову.
Олимпия – старшая из детей Симонелли, ей шестнадцать. Дядя всерьёз опасается, что собственная красота и количество поклонников могут сделать её легкомысленной. Напрасно: предположим, я недолго живу на свете, но ещё не встречал другого столь разумного существа. Свой гордый вид, изящество и рассудительность она унаследовала от матери, тётушки Изабеллы. Ещё Олимпия дружит с тётушкой Генриеттой, самой странной и непонятной.
У Генриетты нет детей, она говорит, что прекрасно обходится без них. В Стране Фей можно иметь или не иметь детей по собственному усмотрению. Однако это касается только властителей и их семей; простой лесной народ и домашние слуги плодятся весьма хаотично.
Эльфийские кони быстро доставили нас в приход Всех Надежд, где дядя Алессандро раньше служил священником. Теперь это место занимал преподобный Джон Уиндль, пришедшийся пастве намного более по сердцу, чем Симонелли. Правду сказать, красивый священник привлекает своим видом в церковь, но отвлекает всех, а молодых прихожанок – особо, от благочестивых мыслей. Мистер Уиндль, университетский друг дяди, никакими внешними достоинствами не отличается, разве что – беспредельным спокойствием и добродушием. Матушка Паддифер вспоминала, что он не удивился даже тогда, когда ему принесли крестить дитя из Страны Фей, только спросил Симонелли, есть ли во мне христианская кровь.

Я любил приезжать в Апперсон-Хаус или просто проезжать мимо него, он напоминает дом тётушки Джейн. Вернее, конечно, всё – наоборот: это Джейн обустроила свой дом почти как родительский. Наш дом в Стране Фей теплее и проще, от особняка миссис Гатеркоул веет стариной и холодом. Холодом – потому что осенью и зимой хозяйка часто уезжает в Лондон смотреть столичные спектакли и навестить родню. На это время дом запирают, а мебель укутывают от пыли в чехлы.
Раз в неделю Горацио Артур со слугами обходит комнаты, чтобы посмотреть, не протекла ли крыша, и не сломал ли какой-нибудь бродяга ставни, пытаясь проникнуть внутрь. На моей памяти попыток грабежа не было, но хозяйка ужасно боится воров.

Накануне своего возвращения из Лондона миссис Гатеркоул посылает письмо своим дочкам, и те просят кого-нибудь из детей навестить дом. Я не имею родственного отношения к почтенной вдове адмирала, но сопровождаю её внучек как старший мужчина. У дяди напряжённые отношения с тёщей, он почти никогда не посещает её, хотя охотно принимает у себя в Стране Фей. Похоже, миссис Гатеркоул не в восторге от выбора дочерей, но согласилась на этот брак (эти браки?) под давлением обстоятельств. Во-первых, Алессандро – эльфийский князь, во-вторых, выдать разом замуж пять дочерей – неслыханная удача. И, в-третьих, вдова адмирала любит деньги, а Симонелли богат.

Мы с Олимпией бродили по комнатам, а Лилия бегала, сбросив туфли и катаясь в чулках по паркету, точно по льду – на коньках. Олимпия села к столу, слегка сдвинув с него покрывало.

- Ричи, я говорила с тётушкой Генриеттой, она очень обеспокоена. Она сказала, нам всем угрожает опасность, и придёт она потому, что отец взял в дом тебя.

-Как она может знать? – я заставил себя улыбнуться, - Гадала на птичьих перьях и на скрещении ветвей ясеня?.. Оставьте, кузина, это же – Генриетта.

- Ей карты сказали.

К моему удивлению Олимпия вынула из рукава потрёпанную колоду карт, явно нарисованных вручную. Это не были обычные карты. Я пригляделся.

- Откуда они? Магические изображения, но они - не из Страны Фей!

- Нет, Ричи, не из Страны Фей, даже мой отец о них ничего не знает. Однажды Генриетта, направляясь с матушкой в Лондон, встретила на постоялом дворе странного человека. Он раскладывал перед собой карты, на которых рыцари махали жезлами, кубки перемещались сами, а короли превращались в воронов. Тётушка поняла, что карты – не для игры, а для гадания. Наверное, тот человек был волшебник. Генриетта запомнила изображения и нарисовала их для себя.

- Вот, так - запомнила и нарисовала?

- Да, у неё острый глаз. Я должна вернуть карты на место, пока она не заметила. Она просила передать тебе это.

Сложенный листик бумаги не содержал слов, там была начертана руна «Райдо»
Я и сам знал, что мне надо будет спешить.

*
- Вынь-Да-Положь! Явись передо мною немедленно! – я ударил в землю ногой и протянул вперёд руку.

Ярко-зелёный мох зашевелился и вздыбился, из-под него глянули белые пустые глаза.

- Чего желает мой господин?..

- Исполнить своё обещание. У меня для тебя – подарок, - я осторожно вытащил из кармана кошель Джона Каблука.

Вынь-Да-Положь потянул носом воздух.

- Магия, – прошептал он, - Это мне подойдёт. Необычная вещь…

- Не спеши благодарить и послушай. Здесь содержится сильный яд, что действует в соприкосновении с огнём.

Вынь-Да-Положь засмеялся.

- Там, внутри, нет огня, молодой Симонелли! Там – первоначальная пустота, из которой всё вышло и куда всё вернётся. Мы такие, всё моё племя. Мой прадед глотает целые корабли с матросами, обезьянками и бочками китового жира, а я поглощаю лишь малые вещи. Откуда, ты думаешь, у нас такое имя?.. Обратно достать ничего невозможно.

По моей спине прошла дрожь, но я сказал:

- Хорошо. Если это не причинит тебе вреда, держи!

Вынь-Да-Положь разинул рот, в котором зияла пустота, дул холодный ветер и мерцали редкие звёзды. Я бросил туда кошель, и прореха в Вечность закрылась.

Потом я посетил дома всех тётушек, напоследок погрузив в сон Джейн и Лилию. Я стоял и смотрел, как они сидят, обнявшись, перед камином. Слёзы текли по моему лицу, но я не мог позволить себе плакать долго.
Я вышел на двор, где уже стоял осёдланный Пандемониум.

- Знаю, тебе может быть страшно, - протянув ему яблоко, я погладил морду, - Сегодня нам придётся скакать очень быстро. Нет, мы не станем убегать, наша цель совершенно другая!

*
- Это – не охотничьи угодья Симонелли! Куда ты привёл меня? – спросил Джон Каблук, - Мы двигались слишком скоро, чтобы замечать путь. Здесь витает чужая магия, которой я не могу опознать, вижу только игрушки и тени двух мальчиков.

- Это место создал я сам, и оно - моё единственное владение. Никто не может придти сюда или покинуть его без моего согласия.

Джон Каблук смотрел на меня, точно впервые увидел.

- Что это значит, сын?

Прежде казалось, мне будет страшно. Страха не было вовсе, хоть я понимал, что он вряд ли меня пощадит. Каково это – стать Мёртвым Деревом?

- Сейчас отсюда нет выхода, - спокойно ответил я, - Мы останемся тут навсегда, либо уйдём в преддверье Ада. Закрыть эту дорогу я не сумел по малолетству, а теперь думаю: хорошо. Ты обещал Повелителям Ада чужую душу взамен своей? За этим был нужен тебе Алессандро? Моя душа даже лучше, ведь твои предки посылали в Ад одного из своих детей. Там до сих пор почитают традиции.

Черты отца исказились, словно он сдерживал рыдания.

- Что ты натворил!..

Он толкнул меня в плечо с такой силой, что сбросил с коня. Я упал в высокую жухлую траву, которая мягко приняла меня и на мгновение скрыла. Виновато всхрапнул и шагнул назад Пандемониум, звякнуло стремя отцовской вороной лошади.
Я поднялся на ноги. Джон Каблук, спешившись, приблизился.

- Зачем? Ради чего ты это сделал, Том? – медленно произнёс он, - Ради семьи Симонелли? Всех этих детей и женщин, которые даже тебе не родня? Ради предателя Алессандро? Он-то, хотя бы, убил меня, а ты загнал родного отца в ловушку! Как дикого зверя. Воистину, у тебя – жестокое сердце эльфа.

- Я выжил и не превратился в зверя благодаря милосердию Симонелли. У благородных людей принято отдавать долги.

- Людей? – Джон Каблук усмехнулся, - Я и забыл, что в тебе – кровь твоей убогой матери, молоко твоей глупой кормилицы. Люди вечно всё портят. Я верил в тебя! Я видел в тебе свои черты!

Он сильно ударил меня в висок рукоятью сложенной плети, которой до этого погонял коня. На сей раз, было так больно, что помутилось сознание. Я снова упал в траву и, пытаясь подняться, заметил, бегущего к нам человека.
Горацио Артур. Конечно, он мог придти сюда, но сейчас…

- Оставьте его немедленно, сэр! – крикнул он, указывая на меня.

Джон Каблук резко обернулся.

- Не знаю, как ты попал сюда, - произнёс он, - Уходи, если тебе дорога жизнь. Не мешай мне разговаривать с сыном.

- Вы никак не можете быть его отцом, - возразил Горацио Артур, - Потому что, он – мой брат. К тому же, его отец умер. Повторяю: оставьте его сейчас же.

Он наклонился, вынув ирландский нож из-за голенища сапога. Угрожать оружием эльфу - значит, навлечь на себя проклятие. Мой брат был в Стране Фей, он не может не видеть, кто или что – перед ним.
На лице Джона Каблука появилась улыбка, он поднял брови. Сейчас от Горацио Артура не останется ничего такого, что мы с его матерью сможем похоронить. А я не то, что – защитить брата, даже ровно стоять не могу.

Вдруг я почувствовал укол в бок. Перо Короля-Ворона, лежащее в жилетном кармане. Если б знать, что с ним делать! Я взял его и от отчаяния сжал в руке. Перо переломилось, ость вонзилась в ладонь, на ней выступила капля крови.
В то же мгновенье воздух наполнился криком и чёрными перьями. Сотни воронов скрыли от меня Джона Каблука и Горацио Артура, стая взвилась вихрем и исчезла с той же внезапностью, как возникла.

Мой брат стоял с ножом в руке, дико озираясь.

- Где он? – крикнул он мне, имея в виду своего противника.

- Во владениях Повелителей Ада, - ответил я и лишился чувств.

*
Я очнулся в доме Паддиферов. Рядом со мной на постели сидел Горацио Артур, а напротив расположился в кресле Алессанро Симонелли. Вид у дяди был встревоженный и мрачноватый. Я и не ждал от него особой благодарности. Никакому мужчине, тем более – властному и самолюбивому, не понравится, когда у него отнимают врага и возможность повоевать.

- Зачем ты не сказал мне ни слова, Ричи? О страшной беде, угрожавшей нам всем!

Голова болела по-прежнему, но я не мог удержаться:

- Я был откровенен в той же мере, как вы – со мной.

Горацио Артур хмыкнул, Симонелли прикусил губу.

- Хорошо, - согласился он, - но вместе мы, возможно, придумали бы что-то… не столь опасное.

- Вряд ли: вы бы стали спасать своих женщин, детей и земли, подняв страшную суету и теряя время. Вы, дядя – государь, а не воин.

- Ты, Ричи – тем более.

- Конечно, у меня всего лишь – сердце эльфа.

Симонелли вздрогнул, но промолчал. Один вопрос мне, всё же, хотелось ему задать.

- Зачем нужна была капля крови перу Короля-Ворона? Это – такая древняя магия?

- Нет. Думаю, ты приходишься ему дальней роднёй по матери. Меня удивило, что она видела Крах Всех Надежд в его истинном состоянии, но я решил, что такое прозрение свойственно людям, находящимся на краю смерти. Она умирала, и поэтому видела суть, а может, была слабо подвержена эльфийскому волшебству из-за магии крови.

- Отчего же кровь не защитила её?

- Не знаю, это лучше спросить у женщин. Давая жизнь, они передают детям всё – хорошее и плохое, в этом мало участвует разум. Я вспомнил, что человек, по глупости уничтоживший книгу Короля Ворона, вёз её именно в эти места. К потомкам Короля, простым фермерами и крестьянам.

- Потомки Короля – фермеры?.. – в крайнем удивлении спросил Горацио Артур, - Почему?

Симонелли принял в кресле более непринуждённую и величественную позу.

- Потому, что иметь в руках магию или власть – тяжкий груз, молодой Паддифер! Лучше уж обрабатывать землю.

*
Несколько дней спустя я стоял посреди имения Крах Всех Надежд.
Перейдя заросший камышом ров («Не поломайте ноги» - сказал бы Вынь-Да-Положь), я приблизился к дому.

«Слушай меня, эта земля и все, кто – на ней, в ней и под ней! Я, Джон Риккардо Симонелли, моё эльфийское имя Том Уголёк-В-Печи, объявляю себя хозяином здешних мест по праву крови. Отныне это поместье будет зваться Дом Всех Надежд, да будет так»

В тишине, наступившей затем, было слышно, как падают листья.

@темы: Тексты, Фики, "Джонатан Стрендж и мистер Норрелл", Творчество

---

Фик по миру С. Кларк "Сердце эльфа, кровь Ворона", часть 1

Название: "Сердце эльфа, кровь Ворона" ч.1
Автор: Friday_on_my_mind
Размер: миди
Рейтинг: джен
Фандом: "Джонатан Стрейндж и мистер Норрелл", сказки Сюзанны Кларк ("Мистер Симонелли, или Эльф-вдовец","История о Джоне Аскглассе и углежоге из Кембрии"
Жанр: фэнтэзи, детектив )
Персонажи: Ричи Симонелли, Алессандро Симонелли, Король-Ворон, конь Пандемониум и некоторые другие.
Предупреждение: POV

В качестве иллюстраций - фото Марка Болана и Хью Джекмана. Мне кажется, они похожи на Ричи и Алессандро.





*
Ветки деревьев качаются за окном. Скоро, очень скоро они обнажатся. Осень случается даже в Стране Фей, по крайней мере – в той её части, что лежит во владениях моего дяди Алессандро и пяти его жён. Знаю, эти строки могут привести в недоумение многих жителей христианских земель, не привыкших к такой форме брака.
Если в будущем кто-то возьмётся прочесть мои записи, ему прежде будет полезно ознакомиться с дневником Алессандро Симонелли, опубликованным им самим в лондонском издательстве «Скарабей & Мотыга» четыре года назад. Однако найти его в книжных лавках весьма затруднительно. Автор скупил большинство экземпляров, а некоторые выкрал при помощи магии, считая, что книга требует основательной переработки.
Надеюсь, он скоро приступит к работе над новым изданием, его дневник выйдет в свет исправленным и дополненным. Сейчас дядя озабочен проблемами морального облика сидов, и боюсь, в новой версии дневника события будут изложены именно с этой точки зрения. Не могу судить о достоинствах книги, поскольку не только не читал дневника, но даже не брал его в руки; Симонелли взял с меня честное слово.

Итак, обо мне. Моё полное имя – Джон Риккардо Авессолом Дэвид Эльфрик Симонелли. Длинновато, да – что поделаешь! Дядя объяснил это так: его жёны едва ни перессорились в церкви во время крестин. Он, как истинный князь и супруг, решил прекратить перебранку, даровав каждой из них возможность придумать мне имя. Изабелла, самая старшая (все мои тётушки – родные сёстры) заявила, что меня надо назвать в честь покойного родителя. Симонелли, нахмурясь, произнёс: «Джон». Я слышал, будто он знал моего отца недолгое время и был дружен с ним.
Марианна, влюблённая в итальянский язык и всё итальянское, воскликнула: «Риккардо! Только Риккардо!» Романтичная Генриетта выбрала почему-то Авессолома. На мой взгляд, это имя совсем не сочетается с остальными. Хорошо, хоть тётушка Китти, оригиналка и фантазёрка, ограничилась «Дэвидом» В юности на неё произвело сильное впечатление изображение известной статуи. Имя, придуманное тётей Джейн, было призвано, вероятно, подчеркнуть мою двойственную природу. Иногда кажется, что я в большей степени Эльфрик, чем Джон или Дэвид. Дядя Алессандро зовёт меня Ричи, и это устраивает всех.
При моём крещении в возрасте трёх с половиной лет также присутствовали: кормилица Дидона Паддифер с супругом мистером Генри, молочный брат Горацио Артур и миссис Гатеркоул из Апперстон-Хауса с сестрой её покойного мужа миссис Эдмонд. Обряд совершил преподобный Джон Уиндль, близкий друг Симонелли, принявший сан и приход вскоре после переселения дяди и его жён в Страну Фей. Матушка Дидона рассказывала потом, как я до крещения был «коричневой головешкой, а потом стал такой белый-белый!»
Время от времени гляжусь в зеркало, но ничего «белого-белого» не вижу: у меня тёмные глаза и волосы, смуглая кожа. Я похож на тень Алессандро Симонелли, немного уменьшенную в размерах. Дядя говорит, наши отцы состояли в родстве – были кузенами, или что-то вроде того. Так же, как он, я был рождён от союза могущественного эльфа с женщиной-христианкой. Моя мать умерла при родах, а отец вскоре погиб в результате несчастного случая на охоте. Симонелли, оставшись единственным родственником, решил принять во мне участие и отдал в дом кормилицы Дидоны Паддифер, где я рос вместе с молочным братом Горацио Артуром.
Муж матушки Дидоны, рослый и сильный человек, носивший нас с Горацио на плечах, внезапно умер от солнечного удара. После этого дядя забрал меня в Страну Фей, объяснив, что мне надо учиться. Я не хотел расставаться с миссис Паддифер, которую любил так, как только сын может любить родную мать. Дядя пообещал, что у меня будет возможность навещать её, когда только пожелаю. На прощание я обнял брата Горацио, с которым за эти детские годы мы сильно сдружились.

Симонелли не нарушил своего обещания: я в любое время могу отправиться в приход Всех Надежд. Матушка Дидона принимает меня с прежней теплотой, чего не скажешь о Горацио Артуре. Взрослея, брат совершенно ко мне переменился, и я не в силах представить себе, почему. Он сделался диким и грубым даже с родной своей матерью, а моего дядю винит во всех бедах, постигших семью Паддифер. Хотя, если честно, кроме смерти несчастного мистера Генри, никаких прочих бед, а также материального недостатка в этой семье не случалось.
Однажды матушка Дидона с досады произнесла: "Ох, Ричи! Порой я думаю, уж не поменял кто-нибудь вас местами, пока я дремала, приложив вас к груди. Тебе были даны человеческие доброта и сердечность, а моему родному сыну - жестокое сердце эльфа, не знающее любви"
Это всё - предрассудки, конечно. Горацио Артур попросту вырос, обретя свой характер - да, не из лучших, но он нашёл ему применение, поступив на службу в Апперстон-Хаус, где заведует охотой, починкой крыш и охраной дома от воров. Его самое горячее желание – записаться в королевскую армию или во флот. Матушка Дидона со слезами уговорила сына повременить с отъездом ещё до конца года, пока она не наймёт двоих работников к себе на ферму и не смирится с предстоящей разлукой.
Дидона Паддифер не вышла вновь замуж, поскольку не смогла никого полюбить достаточно сильно, а деньгами её хозяйство поддерживает Алессандро Симонелли, вступивший во владение обширным имением Пустое Сердце, расположенным в Стране Фей. Имение перешло ему от отца, умершего до его рождения. Все эти годы за землю шла кровопролитная борьба между родственниками, пока ни явился законный наследник (мой дядя), положивший конец войне. Имение, у которого долгое время не было постоянных хозяев, пришло в упадок и запустение: замки обрушились, слуги подались в леса, а иные, кто был похрабрее – на службу к Повелителям Ада.

Имея к этому природный талант, дядя Алессандро сумел обустроить всё так, что жизнь в Пустом Сердце постепенно наладилась. Ему не понравилось название поместья, и он решил его изменить. Теперь эти земли называются Любящее Сердце. Заботясь о благополучии своих жён и мире в семье, Симонелли разместил их дома на некотором расстоянии друг от друга. У каждой тётушки – свой замок, дети, лес или сад, река или озеро и, конечно, своя прислуга.
Каждый день недели дядя живёт в доме одной из жён, а оставшиеся два дня нужны ему для увлечений, научной деятельности и охоты. На охоту он часто приглашает меня, чего не делает ни для кого из своих родных. Однажды я спросил его, почему: оттого, что я – сирота?
Симонелли взглянул на меня пронзительно, как делал всегда, когда говорил что-то важное.

- Сироты просят подаяния в людских селениях и подбирают крошки с чужого стола. А ты, Ричи – эльфийский принц, наследник древней крови и магии, помни об этом.

Никогда не чувствовал себя принцем. С семи лет я живу в доме тёти Джейн, младшей из жён Симонелли. Сперва меня поселили у Генриетты, потому что, увидев меня, она закричала: «Какое очаровательное дитя!» Позднее выяснилось: она совершенно не знает, что делать с ребёнком, и меня отдали тёте Джейн, у которой уже была маленькая Лилия. Джейн совсем не похожа на матушку Паддифер, но я быстро привязался к ней и своей новой сестрёнке. Нам с Лилией нравилось играть в саду. В этом саду не чувствуется дыхания Страны Фей, он больше напоминает Дербишир. Разве что, лягушки весной квакают весьма музыкально, да осенние листья опадают на дорожки, создавая причудливый странный рисунок.


*
В день моего семнадцатилетия дядя Алессандро сделал неожиданный подарок: двое его слуг, бывших ранее ящерицами, привели большого гнедого жеребца с аметистовыми глазами. Длинные хвост и грива были расчёсаны самым прилежным образом, сбруя украшена жемчугом, имелась даже пара старинных седельных пистолетов дамасской стали с золотой насечкой.

- Пандемониум, - представил его Симонелли, - Конь твоего отца, теперь он принадлежит тебе. Кажется, ты уже достаточно рослый, чтобы на нём усидеть.

Если бы Пандемониум был обычным животным, он состарился бы, а возможно, и умер за прошедшие годы, но эльфийские лошади почти так же долговечны, как их хозяева. Непонятно, зачем были нужны седельные пистолеты: в Стране Фей огнестрельное оружие бесполезно. Разве, что – пугать обитателей христианских земель, а возможно, прежний владелец просто находил их красивыми. Не люблю ездить верхом и с удовольствием перемещался бы на дальние расстояния исключительно при помощи почтовых карет и магии, но мужчина должен уметь сидеть в седле.

Я отблагодарил дядю в самых изысканных выражениях и протянул руку, коснувшись тёплых ноздрей коня. Пандемонум вздрогнул всем телом, отшатнулся, вскинув голову, точно узрел нечто страшное.

Дядя поморщился и махнул рукой:

- Это всё – из-за слуг: я и забыл, они - ящерицы! Лошади, как известно, боятся змей, а ящерицы – почти те же змеи.

Вопреки уверенности Симонелли, я оказался недостаточно рослым, но мне подтянули стремена. Наверное, я выглядел лишним элементом на спине этого существа.

*

У перекрёстка четырёх дорог – там, где Страна Фей понемногу перетекает в христианские земли, меня ожидал молодой светловолосый всадник в охотничьей одежде.
Горацио Артур, как всегда, обошёлся без приветствия, однако заметил перемену коня:

- Вот так чудо! Только, он мне не нравится. Он не съест тебя, Ричи?

Мой брат знает толк в лошадях. Его собственный конь, купленный у цыган, скорее всего - краденый, но Горацио Артура это не смущает.

- Наперегонки – до дома? – предложил он.

Прекрасны дни, когда мой брат в добром расположении духа, только это бывает нечасто.

Я знал, что если выиграю скачку, он рассердится, а если я придержу коня, он заметит и придёт в ярость. Горацио Артур свистнул.
Мы неслись по осенней земле бок о бок, потому что Пандемониум не торопился. Здесь не было моей вины: подобные животные сами выбирают аллюр, если не просить их скакать во весь дух. Несомненное достоинство эльфийских коней – в том, что с них невозможно упасть, если они не хотят сбросить всадника. Пандемониум был осёдлан заново, всю старую сбрую с её мрачноватым узором, а также седельные пистолеты я оставил на конюшне Симонелли.

Матушка Дидона встретила нас радостно, в её голубых глазах сияла та особая гордость, которую, должно быть, все матери испытывают, глядя на повзрослевших сыновей. От чего её глаза напоминают спокойное южное море (я не видел южного моря, но оно мне таким представляется), а глаза моего молочного брата – как холодная сталь? Его мать говорила, он очень грустил, когда я окончательно переселился в Страну Фей. Во-первых, я переселился не по своей воле, Симонелли забрал меня – и всё. Во-вторых: да, я желал обучиться эльфийской магии, раз даже мой дядя, приступивший к обучению в зрелом возрасте, смог постичь основные её премудрости. Эльфа учит сама кровь, иными словами – то, что он - эльф. Так считается в христианских землях. На самом деле, это не совсем верно.
Однако я научился и благодаря магии создал нечто удивительное: трансформировал кусочек леса так, как хотел его видеть и скрыл от остальных. Никто не мог туда приходить, кроме меня и Горацио Артура, это было нашим местом для игр. Я давно не бывал там, и мой брат, вероятно – тоже.

Долго пробыть у Паддиферов не удалось. Солнце уже клонилось к закату, а мне при всём владении приёмами магической защиты, не хотелось возвращаться в Страну Фей ночью. Я поторопил коня, но как только мы въехали в лес, опустилась тьма.
Пандемониум знал дорогу и уверенно скакал по едва различимой тропе. Мне приходилось нагибаться в седле и уворачиваться от веток, бьющих в лицо. Мы уже должны были выбраться на простор, и я стал волноваться, когда перед нами открылся дом, почти полностью поглощённый лесом. Это была Страна Фей, но совсем не та её часть, что находилась во владениях Симонелли. Я понял, что приказал «Домой!», и конь поспешил к своему старому дому – тому, что некогда принадлежал моему отцу.
Усадьба Крах Всех Надежд, так звалось это место.
И, надо сказать, название абсолютно гармонировало с тем, что предстало моим глазам.
Дом был давно необитаем, частично разрушен, но в призрачном свете луны казался не мёртвым, а спящим. Нечто незримое дышало внутри томительной, безысходной алчностью, хоть я понимал, что там нет никого живого.
В чувстве, что я испытал, было больше смятения, чем страха. Ни мне, ни коню ничто не угрожало и, тем не менее, мы удалились от этого места с головокружительной быстротой.

*
Около трёх лет назад произошла встреча, необычная даже для обитателей Страны Фей.
Я бродил по лесу без цели: до сих пор очень люблю совершать такие прогулки. Внезапно передо мной открылась поляна, которой не было раньше на этом месте, я мог поклясться!
С одной стороны поляну огибал быстро бегущий ручей, а посреди неё возле дымящейся кучи угля сидел на низком пеньке человек. Мужчина в одежде, покрытой пеплом, ворошил палкой уголь, точно стремился что-то в нём отыскать. Он услышал мои шаги и повернулся.

- Ты – углежог? – спросил я, удивляясь тому, что это древнее ремесло ещё существует.

Незнакомец поднялся на ноги и оказался много выше меня, его старинные чёрные одежды были вышиты серебром. Черты лица, крупные и тяжёлые, могли казаться красивыми в какие-то иные, более тёмные времена. Он напоминал статую или картину, виденную мной в доме дяди Алессандро. Несомненно, это был человек, но магия окружала его, точно временами он сам становился ею.

- Углежог? - он с усмешкой взглянул на меня, - Разумеется, нет. Что ты делаешь здесь, дитя-полуэльф?

Его голос был глубоким и низким, привыкшим повелевать. Я уже знал, кто - передо мной, но ничуть не боялся. Во мне странным образом боролись желания склониться перед ним и - надерзить ему. Я был юным глупым созданием.

- Я – не дитя, мне скоро… почти пятнадцать.

- Хорошо, что ты делаешь здесь? – повторил он с таким видом, будто тоже не мог решить, забавляет или раздражает его моё появление.

Королю полагалось учтиво ответить. Я сказал так:

- У меня есть вопросы.

Он неожиданно рассмеялся.

- Боюсь, я – не тот, кто на них отвечает! Многие хотели бы что-то узнать у меня, но я не даю ответов. Кто – ты, и каким образом тут очутился? В моём месте уединения.

- Моё имя… - начал я.

Он сделал нетерпеливый жест.

- Избавь меня от своего убогого имени, не хочу его знать. Я храню в памяти слишком много имён, твоё ничего не прибавит и не убавит.

Приблизившись ко мне, он внимательно посмотрел в глаза.

- Древняя кровь пугает тебя, но ты с нею справишься, если не пожелаешь, конечно, стать властелином мира. Христианская кровь, интересно - чья?.. - он поднёс руку с длинными белыми пальцами к моему лицу и тут же отдёрнул её, - Как интересно.

Лицо его не выражало, однако, особого интереса.

- Чего ты хочешь, юноша-полуэльф? Помощи или защиты?

- Ровно ничего, - отвечал я, - У меня есть всё, что мне нужно.

- Мудрый ответ, - произнёс он и сделал неуловимое движение, будто поймав нечто из воздуха, - Возьми.

В его пальцах трепетало маленькое воронье пёрышко, нежное и хрупкое на вид. Я осторожно взял его и спросил:

- Что мне делать с ним?

Король пожал плечами:

- Это просто подарок. Не знаю. Ты вспомнишь о нём, когда придёт время. Я размышляю здесь о вещах, неподвластных магии, например – о любви и вере. Ты получил свой ответ? А теперь, ступай.

Я ещё раз взглянул на него, чтобы запомнить, чувствуя, что если повернусь спиной, поляна, ручей, куча угля и высокая фигура в чёрном исчезнут.
Так всё и вышло.

*
- Вот как! – мой дядя, когда я ему всё рассказал, пришёл в сильное удивление, - Тебе явился Джон Аскгласс?

- Нет, - ответил я, припоминая обстоятельства встречи, - Скорее уж, я – ему. Боюсь, что не был желанным гостем на той поляне и грубо прервал его одиночество.

- Но он с тобой говорил! Многие опытные волшебники пытались вызвать его, используя самые действенные заклинания, и потерпели позорную неудачу.

- Да, не пытался я его вызывать, вовсе не думал о нём. Шёл через лес наугад и заблудился немного в своём собственном сне.

Дядя Алессандро кивнул:

- Может, в этом всё дело. Говоришь, он что-то тебе подарил?

Я разжал пальцы и показал перо, лежащее на ладони.

- Он дал мне это, но не объяснил, для чего оно нужно. Я должен его сохранить.

Симонелли внимательно рассмотрел перо.

- Дар Короля-Ворона сам даст знать, что с ним делать. Береги его, потому что это - вещь, полная волшебства. Джон Аскгласс принадлежит к обоим мирам, вернее, он – властитель обоих. Его магия не беспредельна, но очень сильна. Теперь, после того, как двое волшебников-христиан вернули магию в Англию, не стало чётких границ меж тем, что называлось реальным миром и Страной Фей.

- Дядя, разве они когда-нибудь были – эти границы?

Симонелли энергично кивнул:

- Разумеется. Эльфы могли посещать людей и вмешиваться в людские дела… ну, с некоторыми оговорками. Чаще всего, их об этом просили. Однако люди не могли просто так разгуливать по Стране Фей, и это было правильно, на мой взгляд. Слишком много опасного и непонятного для человеческого ума скрывается тут: в погоне за необычным можно утратить жизнь или разум. Можно случайно забрести во владения Повелителей Ада, а для любого живого существа это – мрачная перспектива.

- Люди считают, эльфийские принцы и короли платят дань Повелителям Ада, отдают им одного из своих детей. Вы хорошо знали моего отца?

Симонелли задумался над ответом.

- Вряд ли кто-то может сейчас сказать, Ричи, будто знал его хорошо. Насколько известно мне, родных у нас не осталось, а слуги его разбежались, сделав всё, чтобы их не нашли.

- Почему?

- Слуги всегда боятся, что следующий хозяин будет хуже предыдущего! – произнёс Симонелли таким тоном, что я не понимал, шутит он или - нет, - Засиделся я у вас, а меня ждут дела. Где моя маленькая принцесса Лилия?..

Дядя подхватил на руки подбежавшую дочку и закружил её по комнате. Тётя Джейн, накинув на плечи шаль, стояла возле дверей и улыбалась.

@темы: Тексты, Фики, "Джонатан Стрендж и мистер Норрелл", Творчество